— Ладно, Проктор, забирай. Но до вечера не пей.
Он протянул бутылки бродяге, который схватил их дрожащими от возбуждения руками и на мгновение забыл и о Мейтланде, и о разбитой машине.
Мейтланд молча смотрел на него, постукивая пальцами по костылю.
— Я нужен тебе, чтобы выдавать паек, Проктор, — не забывай об этом. Я изменил всю твою жизнь. Вино к ужину, вечерний костюм — как вы все любите, чтобы вас эксплуатировали!..
Подъезжая верхом на Прокторе к бомбоубежищу, Мейтланд взглянул на полотно виадука. После дождливых дней бетон быстро высох, и склон белел на фоне неба, как стена какого-то огромного воздушного замка. Под пролетом виднелись подъездные пути к Вествейской развязке — лабиринт наклонных направляющих и примыкающих дорог. Мейтланд ощутил одиночество, как на чужой планете, покинутой ее жителями — расой дорожных строителей, которые давным-давно исчезли, но завещали ему эту бетонную пустыню.
— И ныне отпущаешь…— бормотал он себе под нос, — ныне отпущаешь…
Отдыхая на солнце, он уселся у стены бомбоубежища и закутался в желтую шаль. Проктор присел на корточки в нескольких шагах поодаль, готовясь откупорить бутылку бургундского. Сначала он выполнил короткий, но тщательный ритуал, который выполнял над каждой банкой мяса и пачкой печенья, подаренными Мейтландом, — ножом соскоблил с бутылки этикетку и разорвал ее на мелкие кусочки. Подарив бродяге найденный в багажнике экземпляр «Лайфа» трехлетней давности в надежде, что большие фотографии смогут вернуть мысли Проктора в мир за пределами острова, Мейтланд увидел, как журнал превратился в кучу тщательно измельченного конфетти.
— Тебе не нравятся слова, да, Проктор? Ты даже разучился говорить.
То же самое было справедливо и в отношении его зрения. Мейтланд убедился, что Проктор не слепнет, просто в этом безопасном царстве зарослей на острове он предпочитает полагаться на свои рубцеватые пальцы и осязание.
Мейтланд повернулся к бетонному основанию дорожного знака у примыкающей дороги; на белой поверхности этого основания он когда-то чертил свои путаные письмена.
Он щелкнул пальцами, исполнившись внезапной убежденности в том, что скоро выберется отсюда. Подняв костыль, как школьный учитель — указку, Мейтланд ткнул им в Проктора:
— Проктор, я хочу научить тебя читать и писать.