— Так что же вас занесло в такую даль?
— Долг, Александр Петрович, дело.
— И вы хотите, чтобы я помог вам?
— Хочу.
— Но вы же знаете мой принцип — я никого не продаю.
— Но я знаю и другое.
— Что именно?
— Вы единственный человек, который как никто осведомлен о моих клиентах.
— Дорогой Вадим Николаевич, еще Екклезиаст сказал, что знания увеличивают скорбь.
— Александр Петрович, расскажите мне о Суханове.
— Это другое дело. Я очень привязан к нему. Он добрый, смелый и честный парень.
— Так почему же он бежал?
— Вы верите, что он мог ограбить кого-нибудь?
— Думаю, что нет.
— Думаете или нет?
— Скорее нет.
— Тогда знайте, он даже мне мало говорил об этом.
— Он любил женщину, а она попросила спасти ее дядю, который вырастил ее. Этот дядя, с ее слов, был жестоко обманут, и если эти вещи найдут у него, то осудят и ее и дядю.
— И их привезли к Суханову?
— Да.
— Поэтому он не подавал кассацию?
— Да.
— Неужели вы, Александр Петрович, с вашим опытом так и не узнали, кто эта женщина?
— Я знаю только ее имя — Наташа. Валентин открывался мне не сразу. Видимо, мое прошлое мешало ему стать откровенным. Но у нас оказалось общее увлечение.
Вадим поставил стакан с чаем и с недоумением посмотрел на Лосинского.
— Вас это удивляет, но тем не менее это так, мы оба любим одного писателя.
— Кафку?
— Ну зачем же столько иронии? Алексея Николаевича Толстого. Да, дорогой Вадим Николаевич, именно его. И именно от бесед о его познании людей и мира мы перешли к нашим беседам.
— Но все же, почему Суханов бежал?
— Знаю лишь одно; как-то он выяснил, что дядя Наташи — не дядя, а любовник, и понял — она растоптала его чувства и жизнь. Он бежал, чтобы мстить.
— Вы знали о подготовке к побегу?
— Даже если бы я знал, неужели я повесил бы на себя лишнюю статью, которая формулируется как недонесение о преступлении? А потом, я не посоветовал бы ему это делать.
— А что бы вы посоветовали?
— Я бы посоветовал написать вам письмо.
— Мне лично?
— Нет. Вашей службе вообще.
— Александр Петрович, кто такой Каин?
— Подручный этой сволочи Хомутова.
— Что вы знаете о нем?
— Ничего. Только имя — Юрий. И знаете, почему я вам об этом говорю? Узнав, кем был Хомутов, я через третье лицо сообщил о нем.
— Вы?!
— Да, представьте себе. Конечно, я преступник, это понятно. Но война застала меня в Смоленске, и я насмотрелся на таких, как Хомутов. Немцы были всякие. Злые, добрые, снисходительные. А эти… Они выслуживались, соревнуясь в жестокости и подлости. Но это я говорю только вам.
— Спасибо, Александр Петрович. Скажите, вы освободитесь через два года и что дальше?