Вадим открыл дверь, и они вошли в квартиру. В его комнате горел свет.
— Кто у тебя там? — удивленно спросил Кафтанов.
Марина, услышав стук двери, вышла в коридор и увидела Вадима и человека в генеральской форме.
— Знакомься, Андрей, — сказал Орлов, — моя жена.
Марина протянула руку, улыбнулась.
— Сейчас стол накрою, проходите в комнату.
Представитель посольства приехал ровно к двенадцати. В кабинете Кафтанова его ожидали генерал, Орлов, прокурор и советник МИДа Карпов. Прокурор ровным, без единой интонации голосом, изложил суть дела. Представитель посольства молчал. Его ознакомили с показаниями и уликами.
— Господа, — сказал он, — я хотел бы поговорить наедине с господином Карповым.
— Проводи их, Орлов, в кабинет Соловьева, — распорядился Кафтанов.
Через пятнадцать минут дипломаты вернулись.
— Андрей Петрович, — сказал Карпов, — посольство ходатайствует об изменении меры пресечения для господина Корнье. Посольство гарантирует, что Корнье обязуется явиться по первому вызову следственных органов, а также не будет пытаться влиять на ход следствия и покинуть страну.
— Ну, последнее ему вряд ли удастся при всем желании, — сухо сказал Кафтанов.
— МИД не возражает, — продолжал Карпов.
— Как прокуратура?
— Не возражаем.
— Оформите все это документально.
— Спасибо, — сказал представитель посольства и вышел из кабинета.
— Дипломатия, — тяжело глядя на закрывшуюся дверь, сказал Орлов, — я бы этого гада в Бутырке бы подержал. Пусть баланду пожрет да парашу понюхает…
— Не говори глупостей, — без осуждения, больше для порядка перебил его Кафтанов, — готовьте документы и гоните этого амстердамского гангстера в шею.
Двадцать девятого ноября выпал снег. Он впервые плотно лег на тротуары, аллеи бульваров, все дворы. На проезжей части улиц, правда, его сразу же разбили колеса машин, но крыши и деревья были серебряно-нарядными и пушистыми. Из окна кабинета Вадим видел парк Эрмитаж, деревья все белые, как под Новый год. Кончилась еще одна осень. Дальше провьюжит, завертит зима, а там начнется звонкая весенняя капель. Жизнь не останавливается. Перемена времен года, перемена месяцев и недель, движение времени. И в этом бесконечном движении и переменах было много прекрасного. Хотя каждый новый день, каждая смена времени года приближала Вадима к той роковой черте, о которой ему даже думать не хотелось. Да и не только не хотелось, но и некогда было просто. У него был свой отсчет времени, и имя ему было — сроки. Четкие рамки дела, принятого к разработке. Поэтому многие в их «Доме» исчисляли движение времени не по календарю, а по выполненным заданиям.