Он вышел на холод с тыльной стороны вокзала и осмотрелся. Слепая заснеженная пустошь отделяла железнодорожную станцию от далёких жилых построек, в которых почти не было огней. Населённая часть пейзажа выглядела мизерной безделицей в окружении земли, разлегшейся под снегом, и невменяемо чёрного неба. Ночь слишком глубоко ушла в себя – ни окликнуть, ни растолкать. При всей огромности пространства, широко и свободно в нём размещался только жестокий холод…
Осмотрев таким образом город и замёрзнув до полной потери туристических позывов, Сидельников вернулся в здание вокзала, чтобы уже не высовывать носа до прибытия поезда. Зал ожидания впечатлял казённым убожеством и величественными останками сталинского ампира: пол, выложенный метлахской плиткой, как в общественных уборных, грязно-серая лепнина с колосьями и серпами на потолке. Из овальной ниши в стене на полшага выступал Ленин, крашенный под слоновую кость. Пара колонн того же цвета подпирала высокую балюстраду с пузатыми балясинами, пригодную служить трибуной для вождя, если бы он всё же покинул нишу. Но пока на балюстраде стоял одноногий старый инвалид и пьяно ругался в пустоту. В углу зала кто-то спал, постелив на пол газету, головой на тюках. Ещё три с половиной человека, включая Сидельникова, знобко жались у стен.
Калека на балюстраде всё больше обращал на себя внимание. Отшвырнув на пол костыль, он вцепился обеими руками в перила и продолжал выкрикивать что-то непотребное. Этот спектакль одного актёра шёл при почти пустом зале, где несколько разрозненных зрителей отворачивались и делали вид, что ничего не слышат. Но старик, похоже, и не нуждался в слушателях. С раскалённой добела хрипотой, со смертельным надрывом он предъявлял стране и миру пожизненную обиду, утолить которую нельзя. В обнародованный список обидчиков входили: суки, бляди, волки позорные, менты, ссученные коммунисты и генеральный секретарь Брежнев. Это был, можно сказать, последний крик висельника.
Сидельников трусовато подумал о лёгкой поживе для бдительных органов, вероятно, изнурённых энергичным бездельем. Но какой им толк от увечного: персонаж не для секретного отчёта. Зато любой болтливый студент…
В событиях следующих трёх секунд была стремительность обвала. Упершись левой ногой в пол, старик перекинул правое бедро с деревяшкой протеза через перила, скользнул по ним животом – и рывком выбросил себя вниз. Но уже в тот момент, когда самоубийца переваливал тело поверх оградки, Сидельников, непроизвольно оттолкнув спиной стену, прыжком достиг места падения. И после удара они упали вместе, в безобразном объятье: калека – мешком на грудь, вниз лицом, больно въехав спасителю по лбу наждачной скулой, Сидельников – навзничь, как побеждённый, придушенный грузом и затхлостью немытого стариковского тела.