— Это действительно его слова? — прошептала хозяйка, зардевшись как маков цвет.
— Точно! Впрочем, по-моему, он не высказал даже половины того, что испытывает к вам. Теперь же — получайте обещанное…
Сказав это, ветеран встал и от всего сердца расцеловал Югетту в обе щеки. Затем он снова опустился на стул, взял бокал и громко провозгласил:
— За здоровье дивной Югетты!
— О, сударь, — отозвалась растроганная женщина, — я всю жизнь буду помнить эту любезную речь господина шевалье. Умоляю вас, заверьте его в этом. И в знак моей признательности я хочу передать ему кое-что…
— Да, да, моя прелесть?..
— Так вот. Скажите шевалье: она его обожает, — промолвила Югетта и не сдержала тяжкого вздоха.
— Кто это — она? — вскинул брови изумленный Пардальян.
— Та прекрасная девушка… Лоиза… Я не сомневаюсь: она отдала ему свое сердце… А он так страдает…
— Югетта, вы чудо!
— Да, он так мучился, что я не выдержала и открыла ему правду. Когда он возьмет Лоизу в жены, повторите ему это мое пророчество. Пусть помнит, что я первая заявила ему: его любовь взаимна!
— У вас редкая способность делать людей счастливыми, золотая моя Югетта, а к моему сыну это относится вдвойне! Черт возьми, с меня опять причитается!
И снова расцеловав хорошенькую трактирщицу, Пардальян-старший со всей серьезностью приступил к трапезе.
Под влиянием отменного вина достойнейшего Ландри ветеран предался сладким грезам: он уже видел себя на свадьбе Лоизы и Жана. Но неотложные заботы быстро вернули старика к действительности.
— Размечтался! — пробурчал недовольный собой Пардальян. — Мне же еще надо в Воровской квартал — подобрать пару надежных ребят… Вообще-то, я и без Югетты знал, что нас любят… Но вот как нам живыми и здоровыми выбраться из города?
Все хорошее, увы, когда-нибудь кончается — в том числе и замечательный обед. Убедившись, что все бутылки пусты, ветеран с удовлетворенной улыбкой пристегнул шпагу, взялся за кожаный пояс, в котором лежали три тысячи экю, прихваченные из ларя управляющего Жиля, и кликнул трактирщика. Излучающий счастье Ландри мгновенно подскочил к Пардальяну и вручил ему бумагу в целый локоть длиной. Пытаясь как-то обосновать чудовищную величину этого шедевра счетоводства, толстячок быстро заявил:
— Цифр, бесспорно, многовато, сударь, но я ведь даже не все вписал…
— Так внесите сюда все ваши издержки, любезнейший Ландри, — великодушно разрешил Пардальян.
— Ну если подсчитать точно, получится ровно три тысячи экю…
Ветеран достойно выдержал этот удар: не изменившись в лице, он принялся стаскивать с себя пояс. На лоснящихся щечках Ландри заиграл нервический румянец — в такое волнение привело его это историческое событие.