На сей раз Колин Коль ничего не ответила, ибо лишилась чувств.
«Гм! — подумал Парфе Гулар, глядя на нее с некоторой досадой. — Уж не перехватил ли я?»
Но тут же равнодушно пожал плечами, говоря себе:
— Ладно! Урок пойдет ей на пользу. Теперь я могу быть уверен, что она никому не заикнется об этой истории.
И он, неспешно направившись к столу, взял один из недопитых стаканов с вином, а затем побрызгал в лицо матроне. Та приоткрыла один глаз.
— Полно, — сказал монах мягко, — поднимайтесь, дитя мое, я вижу, что согрешили вы по неведению.
Едва лишь перед Колин Коль забрезжила надежда спастись от адского пламени, как она ощутила прилив сил и послушно встала. Однако ноги у нее все еще подкашивались, а взгляд молил о пощаде.
— Быстрее, — приказал монах, — принесите мне святой воды, чтобы очистить это место.
Матрона устремилась в свою спальню за кропильницей, стоявшей у нее в изголовье кровати.
Парфе Гулар, окунув пальцы в воду и перекрестившись, щедрой рукой обрызгал матрону, набожно вставшую на колени, комнату и пресловутый листок бумаги.
Завершив это богоугодное дело, он взглянул на Колин Коль пристально и с подозрением осведомился:
— Других бумаг у вас нет? Берегитесь, теперь вы извещены, и если окажется, что вы утаили еще какой-нибудь инфернальный договор, то…
— Клянусь спасением моей души, — прервала его матрона с горячностью, — у меня больше ничего нет!
— Верю вам… Равным образом надеюсь, что вы не читали эти адские документы!
— Как же мне их было прочесть? Ведь они же написаны на языке, которого я не знаю.
— Ваше счастье! — веско заметил Гулар.
Окончательно успокоившись, Колин Коль покосилась на страшную бумагу, ибо помнила, что в ней таится вечное проклятие и с ужасов спрашивала себя, что же с ней делать. Собрав все силы, она осмелилась задать робкий вопрос:
— Отец мой, как быть с этим адским соглашением?
— Его надо сжечь, — решительно заявил монах.
Колин Коль в страхе попятилась. Умоляюще сложив руки, она вкрадчиво произнесла;
— Но ведь только священник может проделать это, не рискуя собственным спасением… Не так ли, отец мой?
— Вы правы, дитя мое, — великодушно согласился монах. — Я сам сожгу его. А для пущей надежности совершу обряд в церкви со всеми подобающими молитвами.
Матрона рассыпалась в благодарностях, после чего смиренно попросила дать ей отпущение грехов, ожидая ответа с замиранием сердца.
— Охотно, — с большим достоинством произнес брат Парфе Гулар. — Но мой долг предупредить вас: если вы еще раз попытаетесь заглянуть в бумаги вашей жилицы, то будете прокляты безвозвратно. Ничто вас не спасет, ибо теперь вам известно, что таится в этих документах.