— Дьявольщина! Я вам охотно верю!
— Отец мой так и не пришел… напрасно я ждала его. Я уже перестала об этом думать…
— Но, как видите, я все-таки появился. Несколько поздновато, согласен… однако вы знаете поговорку, что с добрыми делами не опаздывают?
— Было бы лучше, если бы вы никогда здесь не появились! — глухо промолвила Бертиль.
— Что вы такое говорите?
— Я говорю, — воскликнула девушка с невыразимым презрением, — я говорю, что вы попытались проникнуть ко мне, как шестнадцать лет назад проникли к моей матери. Я говорю, что ваша дочь стала бы жертвой подлого насилия, как некогда ее мать, если бы вас не остановило имя, открывшее вам, на кого вы собирались покуситься!
— Вы просто бредите! — пробормотал смятенный Генрих.
Бертиль придвинулась к нему так близко, что почти коснулась его и проговорила, пристально глядя в лицо:
— Может быть, вы объясните мне, что означает этот сигнал — два удара в дверь? Я отчетливо слышала их с балкона, оставаясь для вас невидимой. И отчего дверь, которую госпожа Колин Коль, такая боязливая и осторожная, каждый вечер собственноручно замыкает на все засовы, сегодня оказалась открытой? Сколько пришлось вам заплатить этой мерзкой женщине, чтобы она впустила вас в свой дом?
Ошеломленный король невольно отпрянул, не вынеся обжигающего взора своей дочери.
— Я вижу, вы спрашиваете себя, как могла девушка моего возраста догадаться обо всех этих подлых уловках? Вы забываете, что страшная история моей матери открыла мне много таких вещей, о которых я не должна была бы знать. И это еще одно ваше преступление. Вы убедились, сударь, что я имею право требовать, а не просить? Тем не менее, я стала умолять вас — и о чем же? В сущности, о такой малости — простить неосторожное слово, не слишком почтительный жест. А вы отказали мне. Что ж, завершите начатое, дорогой отец, убейте после матери и дочь! Предлог найти легко. Подобно ему, я оскорбила королевское величие. Пошлите нас на казнь вместе. Я готова. Тогда, благодаря вам, дочь вслед за матерью только в Смерти соединится со своим избранником!
Она гордо выпрямилась, глаза ее пылали огнем. И король, постепенно приходя в себя, все больше любовался ею, думая:
— Так вот к чему она вела — умереть вместе со своим избранником! Это голос истинной любви… любви к человеку, имя которого она узнала всего лишь час назад! Невероятно! Однако сомнений здесь быть не может. Имею ли я право вмешиваться? В конце концов, почему не предоставить ей свободу устроить жизнь по своему разумению? И кто может сказать, не будет ли так лучше для нее? А сколько хлопот ожидает меня, если я действительно представлю ее двору? Девочка, пожалуй, права… и, раз она сама этого хочет, лучше оставить все, как есть… Но какая страсть! Какой напор! Какие сокрушительные удары! Узнаю свою кровь, черт возьми!