К сожалению, его ум не всегда был настроен рационально. Бывали случаи, когда он с трудом себя контролировал.
«Ты должен думать, что Мерсье умер, защищая ее, именно ее, а не соперницу, – бормотал Северин, ворочаясь на своей походной постели. – Ты должен думать о нем как о святом».
С ранних дней своего рыцарства он всегда спал на одной и той же постели. Она была настолько удобной, что он всегда возил ее с собой, независимо от миссии, которую ему приходилось выполнять. Но иногда она казалась ему жесткой и неудобной. Сейчас она была узкой и маленькой, и он никак не мог заснуть.
Все женщины ставили его в тупик, и, возможно, мать больше всех, и он старался не думать о них. Но сейчас он почему-то вспомнил леди Кьяру. Он не вспоминал ее годами.
Он определенно знал одно: он не мог позволить себе изо дня в день сидеть рядом с такой замкнутой женщиной, как леди Аликс, – женщиной, чья жизнь была такой же мрачной, как ткань ее траурных платьев. Женщиной, которой было необходимо носить что-нибудь более яркое, похожее на весенний цветок, чтобы она снова почувствовала вкус к жизни. Впереди ее ждет монастырь. Такова ее судьба, и она приняла ее безропотно. Она сама сказала ему об этом. Но Северин считал, что слишком рано обрекать ее на такое ужасное будущее. По-видимому, Бог думал точно так же, потому что со дня захвата замка прошло уже два месяца, а герцог все не ехал. Однако он должен был приехать, а с его приездом решится и вопрос о леди Аликс.
Для человека такого сурового темперамента, как Северин, мысль о том, что со временем он освободится от причинявшей ему беспокойство графини де Мерсье, служила ему утешением. Очень удобно было позволять себе утешаться этим. Он уже больше не контролировал себя так строго, когда они встречались в потайной комнате. Что служило тому причиной? Она скоро будет сослана в монастырь, и он мог позволить себе наблюдать за ней те оставшиеся недели, которые им суждено провести вместе. Какой в этом вред?
И он продолжал изучать ее, как изучал буквы.
Первое, что он заметил, было траурное платье, которое висело на ней как мешок. Она, похоже, сильно потеряла в весе со дня гибели мужа. Прозрачность ее кожи пугала его. Ей было необходимо поправиться. Под звуки ее голоса, читавшего Псалтирь, Северин мысленно вынашивал план.
«Положение можно поправить с помощью нарядов», – думал он. Он послал за ними своего человека в Дижон, импульсивно добавив к списку имбирь, виноград, миноги, миндаль, рис, корицу. Он хотел добавить еще марципаны и кондитерские изделия, но затем решил, что в эти дни, когда становилось все теплее, такая пища может быть для нее тяжелой. Он не хотел, чтобы ей было плохо или чтобы она растолстела. Рыцари пришли в замешательство, узнав, что им придется заниматься такой странной работой, но тем не менее отправились выполнять это непонятное поручение. Еще один рыцарь был послан вдогонку за первыми, чтобы пополнить список отрезом хорошего бархата. До того, как Жан Бургундский вступил на герцогский трон, его цветом был темно-зеленый, и бархат этого цвета в большом количестве был завезен в страну. Северин после тайного, но внимательного изучения Аликс решил, что этот цвет подойдет ей как нельзя лучше. Он подчеркнет цвет ее глаз. Ему нравилась идея быть к этому причастным, так же как нравилась и идея закутать ее в небесно-голубые шелка. Северину не казалось странным, что он лично написал об этом известному в стране красильщику, хотя прекрасно знал, что по закону леди Аликс должна носить траур еще целых шесть месяцев.