– Нет, Руди, – не о нем. О возможностях, которые перед тобой открылись.
– Тогда ты завидуешь не мне, – довольно быстро возразил он, – а Времени. Это оно делает с человеком все, что ему вздумается.
Я так и знал: он все поймет и переиначит по-своему.
– Руди, – сказал я, – время – лишь только дорога, путь. Мы, люди, двигаемся по ней, но в разные стороны. Все зависит от нас самих.
– Ты всегда был чересчур самонадеянным. Переубеждать его не имело никакого смысла. Это бы ни к чему не привело. Надо было возвратить его к знакомым ориентирам:
– А знаешь, ведь ты прав Лола действительно была похожа на женщину с ренуаровского полотна. Только такую надо было бы писать не маслом, а пастелью.
Он замолчал. Я задел старую, но все еще ноющую рану.
– Я не художник, – глухо откликнулся он. – У них глаз иначе устроен.
– Ты никогда не задумывался? Может, ты везде и повсюду инстинктивно ищешь именно ее?
Мне показалось, я услышал глухой, тоскливый вздох.
– Сравниваешь с ней. Представляешь, как бы она поступила в том или ином случае.
– Чарли! – В голосе его зазвучала задумчивая нежность. – Никто другой так не способен меня чувствовать, как ты.
Но я возвратился к тому, с чего начал:
– Да, но она ведь давно уже совсем не та, какой ты ее помнишь. Значит, охотишься ты за миражом…
Вместо того чтобы удержать его на весу, я заскользил вместе с ним к обрыву в пропасть. Мгновенно спохватившись, я взял себя в руки: ну нет, старик, тебе это не удастся! Сейчас ты разозлишься на меня так, что сразу придешь в себя. Поверь мне, уж я на это мастер.
– Скажи, – продолжил я. – Ты оставил ее из-за ее ребенка или потому, что не она о тебе, а ты о ней должен был заботиться?
Тут его прорвало:
– Да пошел ты! Я, по крайней мере, не превращаю нелегальных эмигранточек в одалисок и прислужниц. Сколько лет ты морочишь голову Селесте?
– Скоро десять, – покаялся я, чтобы он выдал мне индульгенцию.
– А ведь ей, кажется, уже тридцать шесть…
– Она меня уже наказала, – усмехнулся я.
– Ты шутишь! – оторопел он.
– Вроде нет. Все слишком взаправду и всерьез…
– Что случилось? – зазвучала в его голосе тревога.
Я побарабанил пальцами по столу:
– Она ушла от меня…
– Как ушла? Ты ее выставил, что ли?
– Нет, Руди, – сообщил я роковую новость. – Она беременна. Я сказал, чтобы она сделала аборт, и она меня оставила.
Он так свистнул в трубку, что я от неожиданности вздрогнул.
– Вернется!
Я промолчал. Другому всегда легче справляться с твоими трудностями. Чтобы переменить тему, он спросил:
– Тебе что-нибудь известно о моем семействе?
Наверное, внутри самого себя он все еще не свыкся со своей новой ипостасью. Ампутированная конечность ноет еще долго и болезненно. Ничего – и это пройдет…