— Ах, да. Она на верхнем этаже, палата в самом конце. Не знаю, как она сейчас относится к посетителям. Возможно, к ней пускают только членов семьи.
— Все нормально, я ее сестра, — вру я без запинки и сама на себя удивляюсь.
— А, ну, тогда, наверное, все в порядке, — говорит она с сомнением. — Тебе ведь больше четырнадцати?
— Да-да, — отвечаю я и бросаюсь к лестнице, пока она не успела меня остановить.
Поднявшись наверх, я понимаю, почему Зои именно здесь. Тут как будто другая планета, населенная особыми людьми. До боли худые девчонки сидят, смотрят телевизор, дергаются под звуки поп-музыки, делают гимнастику, одевшись в мешковатые тренировочные костюмы, листают журналы, просто сидят в джемперах с высоким воротом, тихонько плачут по углам. Они похожи друг на друга не только своим скелетообразным видом. У них у всех отрешенные лица, словно они смотрят телевизор, спрятанный у них в голове. Даже когда разговаривают друг с другом, у них все равно взгляд, как у зомби. Словно все они находятся под властью каких-то злых чар.
На мгновение эти чары завладевают и мной. Я с завистью смотрю на их выступающие скулы, хрупкие запястья и тонкие, как у жеребенка, ноги. Рядом с ними я чувствую себя громадной и неповоротливой. Но тут мимо проходит медсестра с подносом — живая, веселая, молодая женщина с блестящими пушистыми волосами, гибкой талией и пружинистой походкой. Она не худая и не толстая, она просто нормальная, здоровая девушка. Я смотрю на нее, на истощенных пациенток…
Я вдруг ясно вижу их. Вижу их тусклые, бессильно обвисшие волосы, бледную кожу в прыщах, запавшие щеки, вижу руки и ноги, похожие на палки, выступающие кости таза, как у скелета, уродливые острые локти, сутулые плечи. Я вижу их болезнь во всем ее безмерном ужасе.
— Кого ты ищешь? — спрашивает медсестра.
— Зои. Э-э… я ее сестра.
— Соври что-нибудь получше, — говорит медсестра, но при этом улыбается. — Она сейчас в не очень приветливом настроении, так что, в принципе, к ней пока не пускают посетителей, но, может быть, ей будет полезно с тобой пообщаться. Она в последнем боксе.
Я со страхом приближаюсь к задернутой занавеске. В занавеску не постучишь. Вместо этого я кашляю, потом зову:
— Зои!
Ответа нет.
— Зои! — повторяю я чуть громче.
Заглядываю за занавеску. Зои лежит на кровати, свернувшись, как младенец, уткнувшись подбородком в грудь. Косточки на спине пугающе выпирают. Она еще больше похудела. Она такая маленькая, жалкая и больная, что я окончательно перестаю бояться.
— Привет, Зои! — Я сажусь на краешек ее постели.