А вот прочитав стихи "Пока 12 не пробило", будущая рубинская жена, которой я тогда в глаза не видел, и написала мне треугольник. У меня там как-то так было:
И так далее. И вот я получаю от нее треугольник:
"Действующая армия. Штабс-капитану Его Императорского величества Тверского непробиваемого полка Никонову А.П."
Cher Александр!
Вы помните то время,
Когда еще Вы жили на Тверском?
Не думайте, что Вы забыты всеми,
Кто до германской с Вами был знаком.
Перед войной, в собрании, на бале
Мой брат-повеса познакомил нас.
Вы Блока, Северянина читали,
Когда мы танцевали па-де-грас.
Признаюсь, мне потом частенько снилась
Фигура Ваша в блеске аксельбант..
И как судьбы негаданную милость
Мне сообщил Ваш адрес интендант.
Мой брат при государе адъютантом
(У каждого, конечно, свой талан)
Я знала Вас поручиком и франтом,
Теперь Вы, говорят, Штабс-капитан.
Вы б не узнали девочку-курсистку:
Не в шляпке я с цветками на полях -
С крестом косынка над бровями низко
Дежурю по ночам в госпиталях.
Я к Вам пишу, как сказано в романе.
Виной тому не взбалмошность, а страх,
Что (не дай Бог!) убьют Вас или ранят.
(Я часто вижу смерти - медсестра).
Храни Вас Бог от пули иль осколка.
Я каждый день и час молюсь за Вас...
Как странно - мы не виделись так долго,
А голос Ваш я слышу как сейчас.
Прощайте. Жду письма. Живу надеждой,
Что очень скоро немцев разобьют.
PS. А на Арбате музыка как прежде,
И у Никитских розы продают.
Штабс-капитан тут же нахуякал ответ девушке.
Дожди. Дожди стоят над нами,
Воды в окопах до колен,
Но все же мысленно я с Вами,
Я вспоминаю Вас, Элен.
И нет уже окопной глины,
Не липнет к телу мокрый шелк,
Вдруг испарился, умер, сгинул
Окоченевший третий полк.
И я не ежусь в грязной бурке.
Мне в воспаленной голове
Вдруг кажется - я в Петербурге,
Или напротив - я в Москве.
Холодный ветер на опушке
Доносит странные слова:
"Монетный двор", "Литейный", "Пушкин",
"Замоскворечье", "Яр", "Нева".
Неужто все когда-то было -
Река и розы в полынье?..
Мы познакомились так мило.
"Pardon, madamе" - "Pardon,monsieur".