Движимая жалостью, я поцеловала его — осторожно, нежно, как когда-то целовал меня Онорато. Я закрыла глаза, чтобы не видеть наших мучителей, и представила, что лежу в объятиях своего бывшего возлюбленного. Я провела руками по узкой, худой спине Джофре, потом между его бедрами. Он задрожал и застонал, когда я принялась ласкать его мужское достоинство, как меня учили; вскоре его член затвердел настолько, чтобы войти в меня, и на этот раз успешно.
Я так и не открыла глаз. Перед моим внутренним взором не было ничего, кроме меня, моего мужа и надвигающейся грозы.
Джофре было далеко до Онорато. Он был мал, и я получила мало удовольствия; если бы не его неистовые толчки да еще то, что я сама помогала ему войти, я вряд ли осознала бы, что он проник в меня.
И все же я держалась; от давления на грудь у меня вырвалось несколько судорожных вздохов. Я лишь надеялась, что Джофре истолковал их как вздохи удовольствия.
Примерно через минуту мышцы его ног напряглись и он, вскрикнув, приподнялся. Я открыла глаза и увидела, что глаза Джофре широко раскрыты и полны изумления; потом он качнулся вперед, и я поняла, что он достиг вершины.
Он упал на меня, тяжело дыша. Я почувствовала, как его мужской орган съежился во мне, потом выскользнул наружу; вместе с ним вышла теплая жидкость.
Я понимала, что на этот раз мне не приходится ожидать никакого плотского удовольствия. Онорато позаботился бы о том, чтобы удовлетворить мои желания, но ни одного из троих мужчин, присутствовавших здесь, они не волновали.
— Неплохо, неплохо, — проговорил кардинал.
Судя по легкой нотке неудовольствия, он сожалел о том, что его задача так быстро оказалась выполнена. Он благословил нас и ложе.
Отец встал рядом с ним. Джофре все еще лежал поверх меня, а я взглянула на человека, который предал меня. Взгляд мой был холоден и бестрепетен. Я не хотела, чтобы он видел мое несчастье, которому сам же и был причиной, не хотела доставлять ему удовольствие.
Король улыбался, небрежно и победно. Моя ненависть была ему безразлична. Он радовался тому, что со мной сделали, и еще более радовался тому, что получил взамен.
Свидетели вышли, и мы с моим новоявленным мужем наконец-то остались одни. Мои фрейлины не должны были беспокоить нас до самого утра; поутру им следовало забрать простыни, которые выставят напоказ как еще одно свидетельство осуществления брака.
Несколько долгих мгновений Джофре молча лежал на мне. Я ничего не делала. В конце концов, он теперь был моим супругом и господином, и было бы невежливо перебивать его. Потом он откинул волосы с моего уха и прошептал: