То было давно, княжил Рюрика род;
Всю Русь на уделы разбили
Потомки варяга; славянский народ
Они меж собою делили.
Отростки великой и славной семьи.
Чрезмерно они расплодились,
И в вечной вражде, как весной воробьи,
За право владения бились.
От этих раздоров лишь горе всегда
Народу в удел доставалось,
И тяжко над бедною Русью тогда
Усобица та отражалась.
Вдруг грянуло новое горе; беда,
Какой на Руси не бывало:
С востока татар азиатских орда,
Как туча, всю Русь облегала.
Как рой саранчи налетела она,
Как град все собою забила,
И следом за ней оставалась одна
Залитая кровью могила.
Батый, её вождь, как восточный тиран,
Не ведал, что значит пощада;
Ведь муки и кровь из зияющих ран
Для хищника — только отрада.
Где только встречала преграду орда,
Живое там все исчезало;
Где город стоял—не осталось следа,
И место травой порастало.
Натешившись вдоволь и Русь полонив,
И всех истребив, кто не сдался,
И все, где прошел он, в конец разорив,
Батый уж домой возвращался.
Вдруг город один ему путь заслонил,
Ничтожный, пустой городишко;
Батыя сначала он лишь разсмешил,
Как дерзкий, безумный мальчишка,
Который дерзнул бы бороться со львом,
И встретив голодного зверя,
Стал смело грозить бы ему кулаком,
В могучесть его не поверя.
Батый рассмеялся и выслал послов,
Сказать этой горсти безумных,
Чтоб лучше послушались милости слов,
Чем мыслей своих безрассудных.
Пусть тотчас покорно склонятся во прах,
И он им их дерзость прощает,
И чтоб не вселить в них отчаянья страх,
Им жизнь сохранить обещает.
К воротам Козельска прибыли послы;
Но в город послов не пустили,
И, выслушав ханский наказ у ворот
Послов подождать попросили.
Раздался торжественный звон вечевой,
И слышен быль звон тот далече,
И все горожане, готовые в бой,
Оставив на случай отряд боевой,
Сошлись на народное вече.
Поведали им, что велел передать
Посол беспощадного хана;
Поведав, спросили: — бороться — иль сдать,
И ханское слово как милость принять,
И в город пустить басурмана?
Безмолвно стояла толпа и ждала
Старейших глагола на вече;
Привыкла выслушивать молча она,
Доверием к старости мудрой полна,
Их мудрые опытом речи.
И вот из толпы выступает старик
И поступью медленной, важной,
На паперть выходит; суров его лик,
Решимостью блещет отважной.
И знаменьем крестным себя осенив,
Пред храмом старик преклонился,
Потом, к горожанам лицо обратив,
Он трижды им всем поклонился
И молвил — «Кто ходит молиться во храм,
Тот пусть татарве не сдается,
Коварным Батыя не веря словам,
На смерть пусть с погаными бьется.
Вы знаете все: этих тигров орда
Всю бедную Русь разорила,
И стольный Владимир, и все города
Кровавой волною залила.
