Одновременно поблизости строилось нечто гораздо меньшее — предприятие по производству более компактных генераторов.
В конце концов, большая часть территории комплекса обрела свой первоначальный вид, заросла лесом, а новое предприятие занималось выпуском маленьких установок, которые можно было видеть на задах каждого жилого дома или деловой постройки в сельской местности.
И вдруг, перспектива, как бы, сдвинулась назад, и мы увидели на переднем плане одинокую фигуру, наблюдавшую ту же самую картину, что и мы.
Увидев его профиль, я понял, что это — Феймэн, до его нынешнего рождения, рассматривает то, чего он может достигнуть в жизни.
Мы с Уилом переглянулись.
— Это ведь часть его Видения рождения, правда? — спросил я.
Уил кивнул:
— Это должен быть его сонм душ. Давай-ка посмотрим — может, сумеем что-нибудь ещё выяснить о нём.
Мы оба сосредоточились на сонме, и перед нами возникло другое изображение. То был девятнадцатый век, военный лагерь, палатка командующего.
Мы увидели Феймэна вместе с генералом — тем самым, которого я встретил в иллюзорном городе. Слегка прихрамывавший Феймэн был одним из заместителей генерала; вторым был Уильямс.
Наблюдая за ними, мы начали вникать в историю их взаимоотношений. Великолепный тактик, Феймэн отвечал за стратегию и технические вопросы.
Незадолго до наступления, генерал приказал тайно продать индейцам одеяла, заражённые оспой; Феймэн решительно воспротивился этому — не столько из жалости к туземцам, сколько из-за возможных политических последствий.
Позже, уже после того, как Вашингтон приветствовал победу в этом сражении, журналисты раскопали историю с заражёнными одеялами, и было начато расследование.
Генерал и его близкие друзья в Вашингтоне сделали козлом отпущения Феймэна; его карьера рухнула. Генерал впоследствии стал видным политическим деятелем национального масштаба и оставался им, пока и ему не дали подножку.
Феймэн так никогда и не оправился от удара; его собственные политические амбиции рухнули вместе с его профессиональной карьерой.
С годами он всё более озлоблялся, отчаянно и безуспешно призывая общественность заставить генерала рассказать всю правду о той битве.
Двое-трое журналистов некоторое время занимались этой историей, но вскоре интерес общественности к ней совершенно заглох, и Феймэн окончательно впал в немилость.
Под конец жизни, его сильно мучило, что ему так и не удалось достичь в политике того, о чём он мечтал; считая своего бывшего командира виновным во всём, он совершил покушение на него во время официального обеда и был застрелен телохранителями.