Гордон Уэй в отчаянии заплакал, и на этот раз плач его был слышен, но более походил на пугающий вой, идущий из глубин того, что в нем теперь было. Закрыв лицо руками, призрак Гордона попятился к машине и бессильно рухнул на сиденье. Оно приняло его отчужденно и уклончиво, как тетушка племянника, о котором последние пятнадцать лет вспоминала лишь с осуждением и хотя угостила его рюмкой коньяка, но в глаза, как прежде, не заглядывала.
Не следует ли ему обратиться к врачу?
От абсурдности этой мысли Уэй в отчаянии ухватился за руль, но руки прошли сквозь него, как сквозь пустоту. Он попробовал справиться с автоматическим переключением, но все закончилось неудачей и новой вспышкой гнева. Ему не удалось на что-либо нажать, за что-то ухватиться или что-то повернуть.
Стереосистема по-прежнему передавала легкую музыку, которая доносилась из телефонной трубки, лежавшей на сиденье. Уставившись на нее, Гордон Уэй вдруг понял, что его телефон соединен с автоответчиком Сьюзан. У него все еще связь с миром.
Попытавшись взять трубку, но безуспешно – руки его уходили в пустоту – он наклонился над микрофоном.
– Сьюзан! – кричал он хриплым, похожим на вой ветра голосом. – Помоги мне! Помоги, ради Бога, я мертв… я мертв… Я не знаю, что мне делать… – И тут он снова расплакался в полном отчаянии, прижавшись к трубке, как дитя к теплому одеялу. – Помоги мне, Сьюзан… – молил ее Гордон.
«Бил» – раздалось в телефонной трубке. Он посмотрел на нее с испугом и недоумением. Видимо, он что-то сдвинул, что-то все-таки нажал, и связь прервалась.
Лихорадочными движениями несчастный попытался снова взять трубку, но пальцы как бы проходили сквозь нее, трубка продолжала лежать на сиденье. Уэй не мог нажать на кнопки, набрать номер. В ярости он швырнул трубку в ветровое стекло. Ударившись, она бумерангом вернулась и, пролетев сквозь него, свалилась под сиденье, равнодушная ко всем его попыткам.
Несколько минут он сидел неподвижно, обреченно качая головой и чувствуя, как ужас переходит в безысходное отчаяние.
Мимо проехали одна за другой две машины, но никто из сидевших в них не увидел ничего странного в том, что у обочины кто-то припарковался. Свет фар быстро мчавшихся автомобилей не успел высветить за длинным серебристым кузовом «мерседеса» тело, лежавшее у обочины. И, разумеется, никто не заметил в машине горько рыдающее привидение.
Уэй не помнит, как долго он так просидел. Он не вел счет времени, хотя ему казалось, что оно не торопится. У него не было никаких внешних причин следить за ходом времени. Холода он также не чувствовал и почти забыл, что это такое, однако понимал, что в данный момент ему должно быть холодно.