– Мда, – выдавила я.
– Фазенда же была довольно затрапезная, на Дмитровке, – продолжала Эмма, – но тоже хороший кусок выручить можно. Дом удалось продать влет, доллары попали к Антону, он на них первую выездную лабораторию основал и успел стать лидером в бизнесе. Антон быстро пошел в гору, – прижимая руки к груди, частила Эмма, – поднялся за месяцы. Ну да в девяностых так со многими случалось, главным было, как говорится, успеть занять нишу. Но это произошло уже после автокатастрофы, он начал строить дело после аварии. Я-то очнулась ничего не помня! Антон оживлял мою память, носил фотоальбомы, рассказывал о нашей прошлой жизни, отношениях с мамой. Получается, он вложил в мою голову то, что хотел. Но я не Эмма! Я Софья! Понимаешь?
– Пока нет.
Эмма схватила с дивана плед, завернулась в него и уселась на полу, поджав под себя ноги.
– Нас было трое в машине, – заговорила она вновь. – У меня в памяти ясно высветилось: я смотрю вперед и – бах! А потом тишина. Открываю глаза: белый потолок… Поспелов не пострадал, но он вытащил из горящего автомобиля не жену, а меня.
– Зачем ему спасать чужую женщину, подругу жены? Наверное, мои слова прозвучат жестоко, но в подобных случаях обычно хватают родных, о посторонних не думают. Антон ведь любил жену?
– Он говорил, что они с Эммой обожали друг друга, – звенящим, как натянутая струна, голосом произнесла Поспелова. – Но ведь это он говорил! Вдруг все было не так?
– Антон не мог знать, что супруга потеряет память!
– А вот и нет! – прошептала Эмма, – мне потом медсестра сказала: «Вы не отчаивайтесь, из комы почти всегда с амнезией выходят, но близкие вам помогут все вспомнить. Принесут фото, покажут домашнее видео…» Поспелов понимал, что я очнусь, ну… не совсем адекватной, и…
– Все равно непонятно. Зачем ему чужая баба?
Эмма сжалась в комок.
– Я вспомнила! Как взяла в руки медальон, сразу и осознала: я – Софи! И еще…
Эмма поднялась и развела руки в стороны. Причем плед она из них не выпустила, отчего стала похожа на гигантскую летучую мышь.
– Дорога… дорога… дорога… – с трудом заговорила она, – мне больно… кто-то тащит меня на обочину… кладет на землю… холодно снизу и жарко ногам… Лицо наклоняется… Антон! Он зовет: «Соня! Соня, слышишь?» Потом… платье… да… платье…
Я вжалась в угол дивана.
– О каком платье ты все время твердишь?
Эмма опустила руки.
– Очень необычный наряд. Анна Львовна незадолго до кончины купила Эмме платье – ярко-красный атлас, на нем сплошняком пайетки, такие пластиковые круглые штучки с дырочкой…
– Знаю, что такое пайетки, продолжай!