— В смысле покойники?
— Ну конечно. Ты заметила, что здесь цены, как пять лет назад? Теперь таких нет.
— Что, рассольник тоже… из покойников?
— Да нет, почему. Они нормально, честно работают. Просто человек, которого не устраивает текущая реальность, идет и топится в Свибловском пруду. Это место магическое, вроде Китеж-озера. После этого можно вернуться сюда, но уже в своем настоящем качестве.
— А иначе никак?
— Ну а как иначе? У вас тут нельзя просто так своим делом заниматься… Если хочешь быть самим собой и получать за это деньги — пожалуйста, Свибловский пруд.
— Ты хочешь сказать… что я тоже не своим делом занята?
— А ты хочешь сказать, что рисовать для таргет-групп и есть твое предназначение? Иллюстрировать статьи про MBA?
— Наверное…
— Нет, мать. Я о тебе лучшего мнения.
— И что мне теперь, в Свибловский пруд?
— Почему, не обязательно. Можно ходить сюда. После тридцатого посещения произойдут значительные подвижки.
— И «Офис» закроется?
— Может, и так, а может, еще что-нибудь откроется… Хотя, по совести говоря, вряд ли. Не такое сейчас время, чтобы открывалось что-нибудь…
— И что, после смерти попадаешь в забегаловку?
— Если всю жизнь хотел в ней работать, правильно кормить правильных людей, — да. А чего тут плохого? Может, кассирша всю жизнь была надзирательницей или вообще воспитательницей в детском саду, а ей хотелось приносить радость людям.
— А эти двое тоже хотели быть бомжами?
— Господи, да везде жизнь, — неожиданно громким и сильным голосом сказала бомжиха, обнимая бомжа.
Больше всего ее поражали теперь эти совпадения реальности с их мыслями и разговорами. После они еще немного погуляли по Свиблову — он показывал ей район; удивительно уютны были желтые и красные окна, она всегда больше всего любила смотреть на вечерние окна и еще на листву, зеленеющую в свете фонаря. И кое-где она еще зеленела — только горящие фонари попадались все реже.
— А это дом кружащегося мальчика, — сказал Игорь возле длинной серой семиэтажки, тянувшейся от метро до поворота на улицу Нансена.
— Какого мальчика?
— Такой особенный мальчик, я тебе его сейчас покажу. Но это ужасная тайна.
— Где он кружится?
— На втором этаже. Сейчас как раз… — Он взглянул на часы. — Он обычно с семи до десяти. Так что все увидишь.
Они дошли до середины дома.
— Отойдем, а то не видно… Лучше всего с другой стороны…
Они перешли Снежную. На втором этаже, прямо над козырьком третьего подъезда, светилось окно, слева и справа темнели два тусклых квадрата.
— Он, по-моему, один живет. Там должна быть двухкомнатная квартира, но ни в другой комнате, ни в кухне света нет. Сейчас, погоди.