— Подуша в первый год вообще не плакала. Все умилялись, какой спокойный ребенок.
— Нет, просто очень деликатный. Наверняка она все понимала, но считала неприличным привлекать к себе внимание.
— Игорь, ты лынгун.
— В смысле?
— В смысле врешь все. Ты это сейчас импровизируешь или давно сочинил?
— Дура ты, Катя, и всегда будешь дура. Я тебя, как слетаем туда в отпуск, в храм свожу.
— А что, на всех троих один храм? На Кракатука, Аделаиду и Тыгынгуна?
— Да, они же в одном доме живут. В храме очень красиво, есть кухня, ванная, все как у людей… Большая комната… В центре колыбелька висит, в колыбельку можно записочку положить.
— И что, исполняется?
— Когда как. Он же читать не умеет. Лучше Аделаиду просить.
— Исполняется?
— Чаще нет… но просто становится ясно, что и не надо было.
— Интересно, ты обо мне просил?
— Зачем? Я же знал, что ты будешь. У меня все с детства так складывалось, чтобы тебя встретить. Много было всяких знаков, предвестий…
— Типа?
— Не скажу. Вы будете смеяться. Вы всегда смеетесь, у вас ничего святого.
— Игорь! Вот тебе крест!
— Ну, мелкие какие-то предвестия. Боги же тонко работают, не грубо… Например, идешь по улице, размышляешь о будущем — и вдруг вопль: «Ка-а-атька!».
— Почему?
— А это у нас так называется блюдо такое, вроде фруктового коктейля. «Ка-а-атька!». Ну, подойдешь, купишь, а потом подумаешь: не случайно все это, не случайно…
— Но ведь это и все остальные слышат! Если у вас так называется коктейль!
— Все слышат, да. Но о будущем в этот момент размышляю я один.
«Бля-а-ди!» — заорали внизу. — «Ка-азлы!».
Катька расхохоталась.
— Ты представляешь, — выговорила она сквозь смех, — ты представляешь, если кто в этот момент размышлял о будущем?
— А что, — сказал он, почесывая нос, как обычно делал в задумчивости. — Очень похоже на правду.
…Теперь она не убегала от него вот так, сразу: надо было как следует попрощаться, чтобы не рвать по живому. Они никогда не пили перед близостью, но после нее, перед расставанием, — почти всегда. Рядом с его домом была забегаловка без названия, вечно пустое кафе с поразительной дешевизной: меню всегда было одинаковое — рассольник, котлеты, омлет с горошком, две водки на выбор — «Флагман» и «Гжелка», — еще какая-то бормотуха и непременный «напиток», розовый, блеклый и на цвет, и на вкус. Они стояли там по полчаса, — денег на китайские рестораны уже не хватало, да и ни к чему было их тратить на китайские рестораны.
— Знаешь, почему тут такой тусклый свет? — спросил он однажды.
— Маскировка?
— Нет. Просто все эти люди — кассирша, бомж с бомжихой вон в углу, повариха тоже, — выловлены из Свибловских прудов, что на улице Нансена.