— А родню-то их за что было брать? — не выдержал Рогов. На его глазах людоедство обретало смысл и цель.
— А родня знала много, — усмехнулся старик. — Или догадывалась. А может, он думал: раз сами такие гнилые, так и родня гнилая… Он ведь жизнь им сохранил, только в ссылки да в лагеря отправил… А туда бы все и так пошли. Кроме тех, кто вынес. Выпускал он только такую гниль, что уж совсем ни на что не годилась: эти и сами бы померли.
— Это вам все в Омске рассказали? — спросил Рогов.
— Какое — в Омске… Сам с годами додумался. Окончательно убедился, когда в Александровском саду памятник Неизвестному солдату открыли. С вечным огнем. Останки-то брали под Москвой, как раз где сибиряки сражались. Между прочим, двадцать восемь панфиловцев были тоже из смертников. Потому так долго и скрывали, что трое выжили. Я помню, только в шестьдесят пятом, кажется, возник вопрос: ежели все они погибли, кто же о подвиге-то рассказал? Вопрос, может, возникал и раньше, но рассекретили только тогда. Тут и дали слово этим троим. Ну, может, не все они были оттуда, из отфильтрованных, но Клочков точно оттуда. Ты не знаешь разве, что его в тридцать девятом брали?
— Впервые слышу, — удивился Рогов.
— А ты проверь, проверь. Я даже недавно читал где-то… Ну, под Омском, понятное дело, не знали этого ничего. Их ведь когда на фронт вывозили, то, явно, не всех, да и тайно. Так что хозяин мой ничего про их участие в войне не слыхал. Они, мужики-то, сначала думали — на вредное производство или на опыты какие их прислали, но оказалось — они там стали жить своим вроде как колхозом. Переписываться им ни с кем, понятно, было нельзя. Доступа — никакого, охрана за версту не подпускает, район строго засекреченный. Я и сам тогда подумал, что не иначе как опыты ставят на них. В Москве, слава Богу, разнос меня миновал, но историю я эту запомнил и на будущий год опять туда поехал. По своей инициативе. Поздно ты, Алексей Степаныч, говорит мне мужик, у которого я стоял. Распустили их. То ли выслужили они себе свободу, то ли больше не нужны. Один, говорит, ко мне зашел, заночевал, расспросил, что в мире делается. Информации у них там не было, понятное дело. Сам я его на подводе на станцию отвез, в поезд посадил… И охрану сняли. Не веришь, говорит, — сам сходи, погляди. И рассказал мне примерно, как до поселка добираться.
Как всегда, на самом интересном месте Кретов сделал паузу, долго возился с носогрейкой, сопел, пыхтел… За окном начинало смеркаться, пора было садиться в машину и возвращаться в Москву, но Рогов привык дослушивать стариковские рассказы до конца. Они завораживали его. Тем более, что разговор был в тему.