Случалось это, в основном, в тех случаях, когда люди затрагивали излюбленную его тему – криминалистику.
Старик тогда оживал, преображался; в нем просыпалась профессиональная гордость. И наставляя своих собеседников, удивляя их и уча, он снова чувствовал себя прежним – значительным, необычным, не таким, как все. Он опять был держателем людских судеб!… Ну, если и не держателем, так все равно – роковой фигурой, неким тайным жрецом.
Вот так однажды возник при нем в пивной разговор о событиях, происшедших на окраине города – в запущенном старом саду…
– Там какой-то блатарь перестрелял своих друзей, – повествовал за соседним столиком немолодой седеющий мужчина с отечным лицом и обвислыми, мокрыми, вывороченными губами. – Говорят, это жуткий тип… Зовут его вроде бы Игорь, а кличка – Фантомас. Его давно уже ловят, но безрезультатно. Поди, поймай такого! Он как змей – хитер и всех ненавидит. И кромсает без разбору – своих и чужих, кто подвернется… Теперь ночами хоть и не ходи по улицам – опасно!
Зубавин тотчас же вмешался – перебил говорившего – и небрежно разъяснил, как все было в действительности.
– Вовсе он не убивал своих, – заявил ворчливо старик, – там до него дрались двое, и один из них, Брюнет, был предателем, а другой – его разоблачил… Вернее, хотел разоблачить, но – не сумел, погиб. И вот тогда как раз и появился этот Фантомас. Убил предателя – и скрылся. Так что все, как видите, вышло по-другому. Наоборот!
Посыпались вопросы. Зубавин отвечал на них охотно и обстоятельно. Он был уже основательно пьян и не чувствовал удержу – его несло. Он наслаждался вниманием зала! И хоть он и не оборачивался – сидел, ссутулясь, навалясь локтями на стол – все же он замечал, улавливал боковым зрением, что на него глядят отовсюду, к нему прислушиваются со всех сторон.
Ну, а что же сам этот Фантомас – главный наш герой? Как сложилась его жизнь, как она протекала после той памятной ночи?
Игорь жил теперь странной, почти нереальной, какой-то призрачной жизнью. Ночами подолгу спал – заставлял себя спать – оглушая сознание водкой, а затем целыми днями маялся, томясь. Бродил бесцельно по развалинам фабрики или валялся в полузабытьи на соломе – курил до тошноты, припоминал и обдумывал последние ночные кошмары.
Сны ему виделись одни и те же, одинаковые; пустые мертвые города, безжизненные равнины. Однажды приснилась ему тайга – дальневосточная, северная, знакомая издавна. Но и ее он тоже не узнал; она странна была – без хвои и без листьев. Он будто бы брел по ней и изнывал от жажды. Хотел напиться – и никак не мог. Никак не мог! Все вокруг было обезвожено, мертво. И снег – когда он брал его в руки – был сух и колюч на ощупь, и сеялся меж пальцев тяжело, как песок, или шлак… И он кричал, призывая друзей (он чуял: они где-то рядом!), но голоса не было – рот его спекся от жажды – и друзья молчали, не отзывались, и только сухо и жестко, как жестяная, шелестела иссохшая тайга.