Он умирал. Он был счастлив… если бывает счастлив наркоман. Вокруг лежал град. Белый… белый… белый…
В коттедже тонко скулила привязанная к кровати и забытая проститутка. Ей повезло больше, чем ее товаркам, погибшим в огне.
Клоп сидел на тропе обхода в засаде. Сжимал в руках «моссберг» и дрожал от холода. Второй охранник тихонько отвязал от причала лодку и на веслах ушел от греха подальше. Он не умел плавать и боялся воды, но на берегу было страшней.
Таранов вернулся к своим пленникам, оглядел всех и безошибочно выбрал «председателя».
– Ты, – ткнул он стволом автомата в «председателя», – покажешь мне лабораторию.
– Какую лараба… лабара… – начал было «председатель», но Таранов посмотрел ему в глаза. И тогда «председатель» сказал: – Так точно. Давно пора! Весь гадюшник! К чертовой матери.
– Не рассуждай, – перебил Таранов. – Сколько там охраны?
– Там нет охраны.
– Ловушки? Сюрпризы?
– Ничего… честью офицера – ничего.
– Отлично, – сказал Таранов. – Пойдешь первым, раз честью офицера.
«Председатель» поежился, а Таранов показал стволом: веди.
В котельной под потолком горели две лампы в металлических намордниках. «Председатель» показал пальцем на бочку в углу… оказалось, что бочка бутафорская, маскирует вход в подвал, а ее верхнее «донышко» – люк. Таранов постучал по стальному, испачканному мазутом боку, и бочка загудела.
– Открывай, – приказал Таранов.
– Не могу, – ответил «председатель». – Изнутри закрыто.
– Расстреляю на месте!
– Но я не могу… честью офицера! Она запирается изнутри… в целях конспирации. – «Председатель» пошел красными пятнами.
– Бери кувалду, – сказал Таранов и кивнул на кувалду в углу.
«Председатель» принес кувалду, размахнулся и нанес первый удар. Таранов стоял в углу, контролировал «председателя», дверь и маленькое окно на уровне груди.
Кандидат наук Зайцев думал, что он сойдет с ума. Каждый удар по бочке отзывался чудовищной волной звука. Звук усиливался двухсотлитровой бочкой, обрушивался сверху – бам-м-м! бам-м-м! бам-м-м! Каждый удар забивал в череп кандидата наук гвоздь, травмировал уши, заставлял вибрировать каждый нерв. Бам-м-м!
Когда началась стрельба, Зайцев сделал самое глупое, что мог сделать, – спрятался в лаборатории. Там, думал он, не найдут, там можно отсидеться. Нашли! И отсидеться стало уже невозможно… Бам-м-м! – обрушился сверху очередной удар, и Зайцев решил, что лучше открыть, лучше сдаться.
Он встал под бочку и закричал:
– Открою. Сейчас открою. Подождите.
Его не услышали, и кувалда продолжала раз за разом падать на стальную крышку. Зайцев в отчаянии полез по металлической лестнице наверх. «Председатель» нанес очередной – пятнадцатый или двадцатый удар – сварной шов задвижки лопнул, и крышка открылась внутрь. Кувалда, не встречая больше преграды, выскользнула из рук «председателя» и ухнула вниз. Пятикилограммовая железяка попала химику-медику в плечо, раздробила кости. Он закричал, упал, обливаясь кровью, на бетонный пол… Теперь звук, усиленный бочкой, шел снизу вверх.