– Конечно, все, что угодно!
– Я могла бы научить тебя печь пирожки с вареньем.
– Чудесно!
И почему жизнь не всегда бывает так прекрасна! Спускаясь с Тэмом и Эбби в кухню, где сияли медные сковородки, а качалка уютно притулилась у камина, я печально подумала, что вот-вот в дверь позвонит Эвдора. И придется признать, что факты – вещь упрямая и Памела действительно провинилась. Меня ничуть не впечатлило ни то, что Мамуля нарумянилась и довольно ловко подкрасила веки зелеными тенями, ни то, что Тобиас и Пуся заключили перемирие и уютным лохматым клубком дремали у валлийского комодика. Жизнь потеряла свои краски.
Нет смысла сожалеть, что Памела и леди Китти не смогли уподобиться Пусе с Тобиасом и подписать пакт о ненападении. Равно как о моем визите в «Темную лошадку», где квартет несчастных невесток нес пьяную чушь. Что сделано – то сделано, не исправишь. Я вслух твердила все это самой себе, к вящему удивлению близняшек, пока не сообразила, что глаза мои слезятся не только от горестей, но и по причине какой-то гадости, которую миссис Корнишон оставила кипеть в старой помятой сковородке.
Что же такое она там варит? Судя по запаху – мощную дозу нюхательных солей. Пока я соображала, месиво уварилось до белой плотной корочки. Я осторожно сняла его с плиты, и тут в кухню почти вбежала миссис Корнишон.
– Надо же! Я пылесосила салфетки в гостиной, а тут уже все выкипело! – Она уставилась на лепешку, которая закаменела, как гипс.
– А что это? – полюбопытствовала я.
– Сода и нашатырь, – ответила миссис Корнишон с плохо скрытой гордостью. – Замечательно счищает накипь с посуды.
– Сколько вы всего знаете!
Какая же я идиотка! На миг мне почудилось, что эта современная поденщица в цветастом фартуке и бигуди занимается в моей кухоньке колдовством. И все потому, что какая-то там ее тетка бог знает когда окончила свои дни на костре.
Я собиралась попросить миссис Корнишон приготовить чай, пока я дам Эбби и Тэму по стакану молока, когда сверху донесся чудовищный грохот и пронзительный вопль Мамули.
– Побудьте с детьми! – бросила я миссис Корнишон и опрометью кинулась наверх.
Сердце билось у самого горла, ноги подкашивались, я думала, что никогда не доберусь до спальни в башенке. Сомнений нет: чудовищный комод рухнул, а из-под него торчат только кончики пальцев Мамули. Надо было убрать его из спальни, изрубить в щепки! Вместо этого я жила в праздной безмятежности, уверенная, что проклятая мебель незыблема, как Гибралтарская скала.
Ладони мои так сильно вспотели, что пришлось ухватиться за ручку двери краем блузки. Оказавшись наконец в спальне, я сама едва не рухнула. Убийственный комод мирно покоился на своем месте, а Мамуля стояла живая, хотя и не совсем здоровая, возле опрокинутого стула и разбитого зеркала.