Зловещее предчувствие беды вдруг охватило его. Не надо было молиться, размышлял он, пытаясь отогнать тревогу. Он никогда этого не делал. И Господь все равно не имел никакого отношения к их борьбе за выживание. Перепрыгивая через две ступеньки, он старался не поддаваться минутной слабости.
Быстроногий скакун, остро наточенный меч и верные дружинники за спиной – вот все, что нужно хорошему гетману, и тогда сам черт ему не брат.
В сенях он застегнул куртку, подпоясался ремнем с кинжалами, надел перевязь с мечом в ножнах, закинул за спину мушкет. Его шлем и кольчугу дружинники заранее погрузили на вьючную лошадь. Он бросил взгляд вверх на лестницу, борясь с желанием отдать последний поцелуй, глубоко вздохнул и решительно шагнул наружу в предрассветную прохладу.
Его люди уже ждали на выезде при полном вооружении и верхом на конях.
– Надеюсь, вам не пришлось долго ждать, – сказал он, подходя к своему скакуну.
– Всего лишь одно лето, – буркнул Дмитрий.
– Кроме этого, я имел в виду, – ухмыльнулся Ставр. Всеобщий хохот потряс тишину утра.
– В этот раз Сигизмунд обещает нам большие трофеи.
– Дай-то Боже, – привычно гаркнула в ответ дружина.
– А может, хилые турки добровольно помогут нам в этом. В любом случае это будет моей последней кампанией, с трофеями или без них.
Ставр вскочил на застоявшегося гнедого, пришпорил его и поскакал вниз по дороге. Дружинники последовали за ним, и каждый тайком осенил себя крестным знамением. Говорить об уходе от военных дел было плохой приметой. Это означало смерть. Как и любой его дружинник, Ставр знал об этих суевериях, однако безрассудно искушал судьбу. Так же, как он испытывал ее любовной связью, длившейся целое лето. Княгиня была замужем за одним из самых жестоких извергов во всей России; ему стоило быть более благоразумным.
Женщины всегда были самым опасным развлечением солдата.
Разве не сам Ставр всегда предостерегал своих людей об этом?
Что ж, любой из них был волен сам решать – отправляться в поход или оставаться в Ливонии.
По возвращении домой Татьяна тотчас же начала строить планы поездки в Псков. Она написала письмо митрополиту с просьбой об аудиенции. Не упоминая слова «развод», она, однако, сообщила, что хотела бы поговорить с ним о тяготах своей супружеской жизни. Хотя православная церковь и не одобряла развод, официально он не был запрещен. Более того, российские каноны расширили список оснований для расторжения брака, когда под угрозой оказывалось физическое или экономическое благосостояние женщины.
Митрополит знал, каков был ее муж, и если это в его силах, он поможет.