Как и всякий раз, когда они спорили о ее браке, Ставр уступил, потому что он любил ее и знал, как важно для нее, чтобы ее любовь не приходила в противоречие с ее принципами. Она так мало знала об этом бессовестном мире! И все еще верила в справедливость и правосудие.
Хотя не было никаких гарантий, что он сможет приехать в Краков во время военной кампании или вернуться вообще, в своем доме она будет чувствовать себя более свободно, чем в Польше.
– Прости меня. Конечно же, ты права. Пожелаю тебе удачи с митрополитом. – С сердцем, переполненным любовью, он нежно поцеловал ее. – Я вернусь, когда зацветут вишни, – прошептал он, стремясь надолго запомнить ощущение ее вкуса и запаха.
– Как бы мне хотелось, чтобы тебе не надо было уезжать! – На ее глазах появились слезы. Она знала, какие опасности ожидали его.
– Это же всего несколько месяцев, и я вернусь даже раньше, чем ты думаешь, – утешал он, утирая ее слезы. – Не плачь.
– Я не буду. – Но она не могла удержать слез.
– Рад слышать это, – поддразнил он, а ее слабая улыбка воодушевила его. – Скажи мне, что тебе привезти с оттоманских базаров: шелковые наряды, драгоценности, рабыню, которая будет причесывать и умывать тебя?
– Зачем мне рабыня, когда у меня есть ты? – Она попыталась поддержать его шутливый тон.
Его улыбка была такой теплой, близкой и милой, она запомнит ее навсегда.
– Именно так я и подумал. Тогда, значит, шелка и драгоценности?
Она вдруг устала быть сильной, слезы хлынули горьким потоком.
– Мне не надо… подарков, – всхлипнула она. – Мне нужен только ты. Обещай, что будешь беречь себя.
– Обещаю, – солгал он, человек, который всегда вел своих людей в атаку. – Не тревожься.
Он поднялся до рассвета и тихо оделся, чтобы не разбудить ее. Поцеловав спящую, он на мгновение остановился у постели, стараясь запомнить каждую черточку ее чистой, свежей красоты, ибо судьба была изменчивой, а турки давно уже дожидались его.
Наконец он повернулся и решительно направился к двери. Уже взявшись за ручку, он остановился и кинул последний взгляд. Будь он более жестоким и грубым, он бы просто похитил ее. Многие князья и атаманы возили женщин за собой в обозах. Турецкие паши вообще брали на войну гаремы. Это была эпоха, когда повсюду торжествовала власть и сила оружия. Но он не поддался искушению. Она оставалась здесь, поскольку этого желала. А он хотел сохранить ее расположение и любовь.
«Святый Боже, храни ее, – молился он безмолвно. – Пусть будет тверд и надежен мой меч.
Будь милосерден к нашей любви и ко всему, что нам дорого».
Круто повернувшись, он отворил дверь и мгновение спустя тихо прикрыл ее за собой.