– Пятый! Вызываю пятого! – прокричал связист и повернул потемневшее от напряжения лицо к коменданту: – Отвечают, Алексей Васильевич.
– Слышим вас, первый, – проговорил динамик знакомым голосом.
– Направляйтесь к Новому Хофбургу,[46] – крикнул генерал-лейтенант. – Ваша – первая очередь эвакуации! Там вас ждут!
– Вас понял, – отозвался командир пятой автоколонны и отключился.
Генерал-лейтенант утер пот со лба и потянулся к графину с водой, но тот оказался пуст.
Но не успел комендант возмутиться, как радист вновь позвал его.
– Алексей Васильевич, вызывают, – проговорил он. Тяжко вздохнув, Благодатов поставил жалобно звякнувший графин и бросился к рации.
Верхняя Австрия, берег Дуная
к северо-западу от города Линц
29 июля 1945 года, 11:47 – 12:24
Солнечный луч нагло уткнулся в глаз, словно норовя залезть под веко, и Петр вынужден был проснуться.
Отвернул лицо, уходя от неприятного горячего прикосновения, но сон, точно испуганная птица, уже упорхнул. Несколько мгновений капитан вспоминал, где находится, а затем подскочил на ложе из сена, словно подброшенный пружиной: а вдруг Фридрих донес?
Подозрительность удалось перебороть не сразу, несколько мгновений она еще отравляла жизнь, колола сердце иголочками беспокойства. Против мысли о предательстве говорило то, что проснулся Петр не связанным.
Отдохнув, капитан чувствовал себя значительно лучше. Эсэсовская форма просохла, но зато на нее налипло сено, и Петр стал похож на плохо ощипанную птицу.
Попытки отряхнуться ни к чему не привели, и, махнув рукой на внешний вид, он спустился с сеновала.
На улице было тепло, но не жарко. Солнце выпаривало из земли влагу и заливало ярким светом аккуратный домик. Борода и волосы Фридриха, занимавшегося починкой древней рыбацкой сети, под лучами светила сверкали, будто отлитые из серебра.
– Что, проснулся? – спросил старик добродушно.
– Да, – ответил Петр, сдерживая зевок.
– Я тебе одежду подобрал, – Фридрих кивнул на аккуратно сложенные на лавке вещи. – Старье, конечно, но всё лучше, чем мундир наци.
Петр благодарно кивнул и принялся переодеваться. Вскоре он уже выглядел словно средней руки австрийский крестьянин. Одежда была хоть и поношенной, но зато сухой и удобной.
– А эту погань в отхожее место снеси, – проговорил Фридрих, видя, что русский не знает, куда деть облепленную соломой форму.
Ком некогда бывшей белой материи утонул в нечистотах. Когда же Петр вернулся во двор, то хозяин ждал его на пороге дома.
– Пойдем, поешь, – сказал он. – А то вид у тебя больно заморенный.
Пахло в доме всё той же рыбой, и еще – дегтем. Пожилая женщина – по всей видимости, хозяйка, молча кивнула в ответ на приветствие Петра. На столе обнаружилась уха в глубоких тарелках и простой черный хлеб. Но голодному разведчику было не до разносолов. Он мгновенно проглотил суп, обглодал рыбу и едва удержался от того, чтобы не сгрызть кости.