На нижней площадке, откуда начинались темные, забранные решетками коридоры, офицеров ждали несколько солдат, а рядом с ними лежали три тела. Двое тюремщиков в черной, словно сажа, форме, и еще один, возле которого Петр невольно остановился.
– Вот еще, непонятно кто, – сказал лейтенант недоуменно, почесывая в затылке. – Вылитый китаец, а вместе с немцами…
– С Тибета он, – ответил Петр, разглядывая смуглое лицо. – Когда наши Берлин штурмовали, говорят, много таких желтых за фрицев сражалось. Чуть не целый полк. Тоже, видать, арийцы.
Лейтенант хмыкнул, солдаты рассмеялись.
– Ничего смешного, – голос капитана был суров, и веселье мгновенно прекратилось.
– Нам сюда, – показал Петр на коридор, на первый взгляд ничем не отличающийся от соседних.
Забренчали ключи, снятые с пояса одного из тюремщиков, заплясал на стенах свет захваченного предусмотрительным лейтенантом фонарика. В коридоре было тихо, только разносился шум шагов.
– Вот здесь! – на этот раз с ключами возились дольше. Наконец замок со скрежетом распахнул стальную пасть, и дверь отъехала в сторону.
Из помещения в коридор хлынула такая волна смрада, что Петра едва не стошнило. Солдаты поспешно закрывали носы ладонями.
Пахло кровью и нечистотами, и еще – гниющим мясом.
– Дайте мне фонарик! – сказал Петр, чувствуя, как трудно становится дышать. Словно легкие набили опилками. Где-то в глубине души чужой, незнакомый голос вопил: «Нет! Этого не может быть!»
Рука лейтенанта, когда он отдавал фонарик, дрожала.
Петр вошел, стараясь дышать через рот, разрезал лучом света, желтым и почти осязаемо тяжелым, смрадный мрак подземелья.
Здесь были трупы. Только трупы. Они лежали вповалку, кто как, и многие уже начали разлагаться. Предсмертный ужас обезобразил лица разведчиков, недавно живых и полных сил, пулевые отверстия на телах оплыли, потеряли первоначальную четкость. Кровь запеклась на стенах и полу, превратившись в коричневые уродливые потеки.
Их просто убили, хладнокровно расстреляли. Всех. Не тратя времени на то, чтобы вывести наверх. Сделали это в момент, когда стало ясно, что от пленников не будет никакой пользы. Судя по степени разложения, случилось это несколько дней назад, может быть, в ту ночь, когда капитан Радлов с товарищами пытался взорвать подземелья Шаунберга.
– Нет! – Петру казалось, что он кричит, сотрясает воздух с такой силой, что каменные стены сейчас рухнут. Но на самом деле он лишь шептал: – Нет! Нет, нет…
– Мы опоздали, – сказал за спиной лейтенант, и в голосе его прозвучала печаль.
Петр пришел в себя наверху, во дворе замка. Шел дождь, и капли, текущие по лицу, приносили смутное облегчение. Словно небо оплакивало гибель солдат.