В его поцелуе не было ни мягкости, ни нежности. Он целовал Камиллу с такой ожесточенностью, с какой ее отец и дядя когда-то грабили побережья.
Вместо того чтобы испугаться его грубого поцелуя, она упала к нему в объятия. Кровь закипела в ее жилах, по венам ее разлилось томление, горячее и сладкое, как креольский кофе. Та дикая часть души, которую она унаследовала от отца, словно бы освободилась от оков.
Он провел языком по ее сомкнутым губам, и она открылась ему навстречу. Язык его вошел в ее рот. Камилла обняла Саймона за шею руками и притянула к себе. Он застонал и, отпустив ее талию, прижал спиной к широкому дубу и принялся нежно поглаживать ее по изгибу бедер. Потом просунул руку между их телами и схватил Камиллу за грудь. Она едва не задохнулась от ужаса и, схватив его за запястье, попыталась отвести его руку:
– Саймон, перестань!
– Обещаю, что перестану. Но только если тебе не понравится.
Не отводя взгляда от ее лица, Саймон начал мять ее грудь осторожными и волнующими движениями.
Камилла снова едва не задохнулась, на этот раз от удовольствия. Он просунул руку под платье и, оттянув вырез, освободил грудь. Потом начал так умело ласкать сосок, что Камилла не сдержала тихого стона наслаждения.
– Нравится, принцесса? – промурлыкал Саймон. – Все еще хочешь, чтобы я перестал?
Нравится? Камилла испытывала неземное блаженство. Она не могла приказать ему остановиться, если бы даже от этого зависела ее жизнь. Ей было очень стыдно, что он заставляет ее испытывать такие чувства, – стыдно и одновременно блаженно.
– Знаешь, ты такая же дикарка, как и я, – прошептал Саймон. – Ту дикость; которая в тебе есть, не смогут вытравить никакие уроки приличного поведения.
Саймон наклонился и прикоснулся к ее груди жаркими жадными губами. Тело Камиллы стало мягким, податливым как воск. Она почувствовала, что вот-вот растает и превратится в лужу прямо здесь, под деревом. Сама не заметив как, Камилла прижала голову Саймона к своей груди. Она не хотела терять ни капли драгоценных ощущений, разливавшихся по всему ее телу. Она не чувствовала, как грубая кора дерева расцарапала ей спину, не замечала мягкого лунного света, заливавшего сад. Она чувствовала только его губы, которые сосали ее грудь, дразнили ее, мучили, пока ей уже не начало казаться, что больше она не вынесет.
Когда Камилла готова уже была упасть в обморок, Саймон отстранился от нее и поднял голову:
– Господи, принцесса, как же ты сладка на вкус! Я должен остановиться. Прикажи мне остановиться.
Камилла смотрела на него широко распахнутыми глазами.