Так ничего и не добившись от Шеймуса, Элиза подошла к Люку:
– Как ты себя чувствуешь, капитан? Уверена, твоя команда тебя поймет, если ты отправишься отдыхать пораньше.
Люк попытался улыбнуться и проговорил:
– Я чувствую себя хорошо, и мое место здесь. – Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Однако Элиза не отступила. Она коснулась ладонью его затылка, но Люк тут же отпрянул. И он по-прежнему не смотрел на нее.
– Люк, в чем дело?
– Похоже, тот факт, что я до сих пор страдаю от лихорадки, что мой дом едва не сожгли, а нас обоих чуть не убили, ни о чем тебе не говорит.
Она улыбнулась бы, если бы не почувствовала, что он явно чем-то раздражен.
– Конечно, я понимаю, в каком ты состоянии после всего случившегося, но только ли в этом дело, Люк? Или тебя мучает что-то еще?
«Может, после нашей близости он чувствует себя неловко в присутствии своих матросов?» – думала Элиза.
В какой-то момент ей показалось, что Люк хочет что-то сказать, но он молча взял ее за руку и прижал ладонь к своей небритой щеке. Этот нежный жест явно не соответствовал его настроению, и контраст озадачил Элизу – даже немного испугал.
Тут Люк поднялся и проговорил:
– Мне надо побыть одному.
Элиза уже хотела сказать, что они еще не все выяснили и что он еще слишком слаб, чтобы бродить в одиночестве, однако сдержалась – она вдруг заметила в его глазах какую-то затаенную грусть.
– Только не уходи далеко, Люк.
Он молча кивнул и направился к ближайшей лужайке. Элиза смотрела ему вслед, и сердце ее разрывалось от боли – в эти мгновения Люк казался ужасно одиноким и несчастным. Она уже собралась побежать за ним, но тут раздался голос Шеймуса:
– Оставь его, моя милая.
Она вопросительно посмотрела на ирландца:
– Но почему? Ему нужна моя помощь.
Шеймус усмехнулся:
– Да, возможно. Но он не хочет это признать. Поэтому и мучается.
После всего произошедшего Элиза чувствовала себя вправе спросить:
– Почему вы так думаете?
– Потому что, милая леди, мы получили ответ от вашего отца.
Элиза похолодела.
– Какой ответ?
– Ваш отец готов заплатить за вас значительную сумму.
Люк стоял на краю лужайки, у зарослей кустарника. Матросы, собравшиеся у дома, по-прежнему веселились, но он не обращал на них внимания – ему было не до веселья. К тому же он не хотел, чтобы его люди видели, как он одинок и несчастен. Он являлся для них олицетворением неиссякаемой силы, хотя внутренне дрожал от душевной слабости. Он никогда не был сильным, – это была лишь роль, которую он успешно играл, и его люди следовали за ним, потому что ему удавалось обманывать их. Если бы они знали, что под маской Черной Души скрывается одинокая душа, то не стали бы так превозносить его.