Крики усилились, и в хижину с топотом ворвался высокий человек. В синих, точно бирюза, глазах, кипела ярость, из-под странного рогатого шлема выбивались пряди желтых, как речной песок, волос.
Взвизгнули женщины, а пришелец оскалился и вскинул меч. На руке его перекатились толстые, словно сытые питоны, мускулы. На лезвии заиграли багровые сполохи.
Менемхет с ужасом смотрел, как отец замахнулся топором, как светловолосый гигант легко ушел от удара и вонзил острое лезвие в бок противнику. Раздался отвратительный хруст.
Отец с хрипом упал на колени. Изо рта его толчками выплескивалась кровь. Алая, живая.
Менемхет почувствовал, что готов броситься на чужака в рогатом шлеме с голыми руками. Задушить его, разорвать тело на части и бросить на съедение шакалам …
С немалым трудом взял себя в руки. «Жрец Ра не должен ненавидеть!» — пришла спасительная мысль, за которую удалось ухватиться. — «Он должен быть мудр и выдержан. Относиться спокойно даже к тем, кто…»
Светловолосый чужак не слышал размышлений жреца. С рычанием он двинулся на женщин. В сапфировых глазах засияла похоть…
В хижину ворвался еще один воин. Он тяжело дышал, на щеке виднелась ссадина, а по лицу текла кровь. Волосы у него были даже не светлые, а рыжие, точно закат!
Но Менемхет не успел удивиться.
Первый из пришельцев грубо пробурчал что-то, указав на мать, рыжий кивнул и, ощерив в улыбке гнилые зубы, двинулся к ней.
Понимая, что сейчас произойдет, и что он не в силах ничего сделать, Менемхет закрыл глаза и повторял про себя, словно молитву: «Это лишь испытание! Я не должен их ненавидеть, я не должен их ненавидеть!».
Руками зажал уши. Звуки ударов, почти звериное рычание и женские стоны доносились глухо, но различимо. Менемхет весь дрожал, чувствовал, что сердце бьется судорожно, тело сотрясает ледяная дрожь, словно во время тяжкой болезни…
Все исчезло рывком, в одно мгновение. Обрушилась тишина, а под веки перестал проникать свет. Менемхет всхлипнул и открыл глаза. Он вновь был в пирамиде, его окружала темнота.
Развернувшись, зашагал в ту сторону, откуда пришел. Почти сразу появился свет, а затем и проем выхода обрисовался очень четко. Сияние дня, проникающее через него, казалось ослепительно ярким.
Когда Менемхет добрался до портика, то глаза привыкли. Воздух, принесший ароматы цветов и листвы, показался вкусным, словно сладкий напиток из тростника.
Ашнетах стоял на том же месте и, как показалось, в той же позе. Только ослика рядом не было. Накидка бритоголового жреца пламенела среди зелени, как пожар, а брови были грозно нахмурены.