Наш Современник, 2006 № 02 (Кара-Мурза, Урнов) - страница 56

У нас сейчас много говорят и пишут, что, мол, и деньги на эту поездку немцы дали, и что вагоны поезда Ленина не были опломбированы, и что контакт с германским генштабом он поддерживал, хоть и через третьих лиц. Все это перепевы того, что тысячу раз писалось и говорилось в те годы. Ленин прекрасно понимал, что сиди он под пломбой или не сиди, останавливайся в пути или нет, все равно политические противники постараются объявить его германским шпионом. Более того, он вполне допускал, что по прибытии в Петербург тут же будет арестован. Но другого выбора у него, если он хотел участвовать в революции и определении судеб России, просто не было.

Германским шпионом, как это признают сами германские источники, он никогда не был. Что до неизбежных подозрений и обвинений, то Ленин, видимо, справедливо полагал, что история всех рассудит. Победит революционная Россия, так все эти разговоры и наветы повиснут в воздухе. Не победит — так “укокошат нас с вами”, как говорил он в те времена своим соратникам, на всякий случай предлагая принять меры к спасению для будущих поколений своих работ по теории государства и революции. Его решение 9 апреля 1917 года ехать через Германию, которое и в те дни, и сейчас пытаются изображать как “позорное пятно” на нем самом и партии большевиков, конечно, было в высшей степени драматичным, но политически вполне обоснованным и целесообразным. Как реалист до мозга костей, понимающий необходимость не витать в воздухе, а стоять обеими ногами на твердой почве фактов, Ленин сознательно подчинился обстоятельствам, не имея возможности изменить их. С точки зрения большевика-революционера, его решение не могло быть другим. Ленина ждали в Петербурге единомышленники, за ним стояла партия, предать которую и бросить на произвол судьбы он не мог. Понять тонкую, но решающую разницу между продажей души дьяволу и согласием на временное сотрудничество с ним с целью надуть его можно предоставить будущим поколениям. В конце концов, история судит о своих творцах не по словам, а по делам их.

Неутомимый Парвус попытался устроить встречу следовавшего через Стокгольм транзитом Ленина с руководством германской социал-демократии. Он наивно полагал, что Эберт, Шайдеманн и Бауэр немедленно договорятся об организации социалистических революций в Германии и России и о последующих совместных действиях. Но немецкие социал-демократы не знали, о чем им, собственно, говорить с российскими социал-демократами (а вместе с Лениным, кстати, ехали около 400 социал-демократов и прочих оппозиционеров разных мастей). Воспользовавшись задержкой поезда Ленина, они с удовольствием вскоре сбежали из Стокгольма, попросив Парвуса передать русскому революционеру приветы. Гримаса истории состояла в том, что революцию в России поддерживали не германские левые, а германские националисты и милитаристы — прародители будущих третьего рейха и ФРГ. Левые не знали, что делать в случае победоносной революции в России, и опасались ее. Они пришли в полный ужас, после того как Ленин потребовал мира без аннексий и контрибуций и призвал превратить империалистическую войну в гражданскую. Как и во времена Бисмарка, поворотные решения в германо-российских отношениях принимались не красными и не розовыми, а самыми черными германскими политиками.