Кухня выглядела ещё хуже, чем в прошлый раз. Не найдя в себе силы заглянуть туда накануне вечером, я избежала встречи с грязью, отправив Бена готовить к ужину сандвичи. Ладно, завтра перед отъездом нагрею воды и засучу рукава. А сейчас я не чувствовала себя готовой наброситься на эти авгиевы конюшни. Я отыскала коробочку с печением и заварила крепкий чай. Молоко прокисло, поэтому пришлось обойтись без него. Оставалось только удивляться, что дядюшка Мерлин не умер от дизентерии задолго до того, как его доконала пневмония. Тётушка Сибил – это нечто! Последствия столь недвусмысленного неодобрения, пусть и не высказанного вслух, не замедлили сказаться. Будто желая оправдаться, тётушка Сибил в буквальном смысле материализовалась на пороге кухни. Я услышала позади себя шаги и повернулась на стуле как раз в то самое мгновение, когда открылась дверь, ведущая в сад.
– Тётя Сибил! – изумлённо воскликнула я. – Почему вы бродите по саду среди ночи?
Пару секунд она ошеломлённо похлопывала дрожащей рукой по волосам, кое-где сохранившим память от общения с бигуди.
– Жизель, так это ты, – протянула старушка, будто сомневалась в этом.
Она позволила мне помочь стащить с неё промокшее чёрное пальто. Под пристальным взглядом тётушки я разложила пальто на стуле.
– Девушке в твоём возрасте положено спать без задних ног. Другое дело мы, старики. Я сплю урывками. Если же уснуть не удаётся, выхожу в сад, чтобы немного прогуляться.
– Надо же вам быть поосторожнее, – сказала я. – Не ровен час простудитесь и тоже заболеете воспалением лёгких.
– Успокойся, Жизель. Мне просто захотелось глотнуть свежего воздуха. Кроме того, я решила взглянуть на домик, но поняла, что Джонас всё ещё там.
Она опустилась на стул, и я налила ей чашку чая. Пока она прихлёбывала чай, я рассматривала её руки: кожа на них была сухая и потрескавшаяся, словно скукожившийся осенний лист.
– Тётушка Сибил, вы вовсе не обязаны уезжать. Это ваш дом. Посторонние здесь – это мы с Беном.
– Ты очень добра, Жизель, – она отвернулась и рассеянно замурлыкала отрывок из музыки, услаждавшей наш слух на похоронах Мерлина Грантэма.
Лишь через минуту её тусклые выцветшие глаза взглянули на меня.
– Желания милого Мерлина всегда были моими желаниями. То, что оставил дом вам, не имеет никакого отношения к его чувствам ко мне. Он понимал, что это жилище слишком велико для меня. Пришло время и мне отдохнуть, посиживая у окошка и наслаждаясь вязанием. Что бы там ни было написано в завещании, Мерлин всегда ценил мои труды.
Я лишь чудом удержалась от того, чтобы не обвести взглядом царящее вокруг запустение. Тётя Сибил откинулась на спинку стула, сложила старческие руки на замызганном платье. Судя по всему, она отказывалась от роли хозяйки дома и передавала ключи младшему поколению.