за кулисами, вовремя поднести какую-нибудь драгоценность или букет, устроить увеселительную поездку с «этими дамами», а – высшая награда – носить в петлице цветок, данный вам какой-нибудь театральной звездой. Как бы грязна ни была рука, давшая цветок, вы будете считать его очищенным
талантом и презрительно станете сравнивать эту шикарную и очаровательную фею со своей законной супругой, существом глупым, стеснительным ярмом, которая осмеливается еще иметь на вас какие-то права и претензии…
Морган слушал, онемев от удивления. Острая горечь, звучавшая в голосе Нары, и мрачный огонь, вспыхивавший в ее глазах, указывали, что в эту минуту прорвались наружу долго сдерживаемые чувства. Нарайяна должен был глубоко оскорбить эту женщину с глазами сфинкса, чтобы внушить ей такое презрение к самым священным узам, соединяющим людей.
Теперь только он понял, почему та не пролила ни слезинки при известии о смерти Нарайяны.
– Несправедливо взваливать одну и ту же вину на виновного и на невиновного, Нара, – с живостью сказал он. – Я вижу, что другой заставил вас много страдать; но я, будьте уверены, слишком проникнут сознанием долга, чтобы пренебречь обязанностями, принятыми мною на себя сегодня.
Нара рассмеялась присущим ей легким и загадочным смехом.
– О! Долг – понятие растяжимое, а для мужчин оно служит синонимом эгоизма. У мужчины всегда и прежде всего стоит исполнение разных обязанностей по отношению к самому себе, а самая священная из этих – это тщательно скрывать от жены все тайные похождения своей интимной жизни для того, понятно, чтобы избавить ее от огорчений и не смущать домашний мир. Все, что я говорю, Супрамати, не относится прямо к вам. В настоящее время я не требую от вас верности, и до той минуты, когда мы окончательно соединимся, вы можете смотреть на себя, как на свободного человека. Живите и наслаждайтесь всеми удовольствиями. При такой долгой жизни надо все испробовать и все узнать. Свобода же, которую я вам даю до нашего возвращения в Венецию, избавит вас от необходимости придумывать массу лжи, чтобы скрывать и прикрывать ваши измены ложными клятвами.
– Как можете вы, Нара, так обижать меня, приписывая мне Бог знает что? По какому праву предполагаете вы, что я, проведя самые опасные годы юности в трудовой и честной жизни, начну теперь вести безумную и разгульную жизнь?
– Потому что вас еще не искушали два самых опасных соблазнителя: здоровье и богатство. Вы не хотите понять, что эликсир жизни нисколько не изменяет нашей человеческой природы, наших увлечений и слабостей. Мы доступны всем горестям, страстям и похмелью, терзающим людское сердце; только мы не находим успокоения в смерти. Мы остаемся пленниками плоти, вечно обновляемой неизвестным жизненным соком, пленниками наших упорных инстинктов, не желающих умирать.