Палий разил саблей направо и налево.
— Хлопцы! Сильней навались! — гремел его голос.
Арсен рубился молча, сжав зубы. Звонко покрикивал Иваник, смело набрасываясь на врагов. Глухо, как дровосёк, хекал Метелица…
Люто бились казаки и зорко следили, не грозит ли кому из друзей опасность. Как только замечали, что кто-нибудь попал в тяжёлое положение, сразу же шли на выручку.
Но войн без жертв не бывает.
Когда выбили турок из первой линии шанцев и пошли на штурм второй, вперёд вырвался Секач. Ему оставалось несколько шагов до земляного бруствера, за которым испуганно суетились янычары, как вдруг он будто споткнулся, схватился левой рукой за сердце и, охнув, со всего размаха рухнул на землю.
— Брат! Что с тобой? — нагнулся над ним Арсен.
Секач молчал. Губы крепко сжаты, синие глаза, которые так нравились девчатам, смотрят безжизненно. Пуля попала прямо в сердце.
Арсен пальцами прикрыл ему веки и кинулся догонять товарищей.
Янычары и спахии со всех ног бежали к мосту через Дунай. Здесь был сущий ад. Кара-Магомет, раненный в руку, пытался наладить оборону предмостья, чтобы дать возможность основной массе войск переправиться на другой берег. Ему удалось собрать тысячи две воинов — они стреляли из янычарок, пистолетов, луков. По наступающим били пушки из крепости, но ядра не долетали до них и не причиняли никакого вреда.
Собеский руководил боем с холма. Оценив обстановку, он бросил в атаку вдоль берега гусарский полк — отрезать обороняющихся янычар от моста. Завязалась кровавая схватка.
По приказу Карла Лотарингского подтянули батарею, и, когда шаткий наплавной мост заполнился обезумевшими от страха турецкими воинами, пушкари ударили залпом по живой ниточке, движущейся к противоположному берегу реки.
Одно из ядер разнесло в щепки чёлн, перебило натяжные канаты. Мост в месте разрыва начал расходиться и от тяжести множества людей погружаться в воду.
Крики отчаяния, ужаса раздались над широким Дунаём.
Сколько мог видеть глаз — в волнах с мольбой, руганью и проклятиями барахтались те, кто несколько минут назад, шагая по зыбкой переправе, радовался своему спасению. Сейчас они один за другим шли на дно…
— Сгиньте до дзябла! — гремел с берега Спыхальский.
К нему присоединил свой тенорок Иваник:
— Плывите, анафемы, к чёртовой маме, знаешь — понимаешь!
Он хотел ещё что-то добавить — очень любил человек поговорить, — как вдруг почувствовал жуткую боль. Тонкая длинная стрела впилась ему в живот.
— Ой, братцы!.. О-ой! О-ой!.. — закричал Иваник и, выпустив саблю, обеими руками ухватился за древко стрелы, по которому на землю стекали багровые капли крови.