— Правильно! Правильно!
— Не его же я бил, а в его лице тех, кто над ним!
Но тут же Палий с досадой махнул рукой.
— Может, и не следовало. Погорячился… Впрочем — пусть знают! Черт с ними! Теперь и ломаного гроша не пришлют!
Вперёд протиснулся Свирид Многогрешный.
— Панове полковники, дозвольте слово молвить! Вам и всему товариству!
— Ну говори! Чего хочешь? — разрешил Абазин.
Многогрешный взбежал на крыльцо, скинул шапку.
— Братья, поручил мне наш гетман Юрий Гедеон Вензик Хмельницкий бить челом вам… Зовёт он вас, братья, под свои знамёна!
— Это под турецкие, значит? — грозно спросил Палий. Он ещё не совсем успокоился после стычки с Порадовским. — Чтобы опять орда и янычары топтали нашу землю, а нас вырубали под корень? Прочь отсюда, выродок! Прочь, собака, да живо! Не то отведаешь моей сабли!
— Убирайся вон! Долой! — закричали казаки.
— Гони его ко всем чертям!
Многогрешный съёжился, надвинул шапку и сбежал с крыльца.
Конный отряд, сопровождавший комиссаров в поездке на Украину, готовился к отъезду. Жолнеры седлали коней, приторачивали к сёдлам дорожные саквы. Сами шляхтичи сидели в корчме возле окна и ели вкусную горячую колбасу-кровянку, запивая её холодным, из погреба, пивом.
Оба молчали. Маленький, круглый, как бочонок, черночубый Монтковский был ниже чином и не смел первым начать разговор, видя, в каком скверном настроении Порадовский. А тот, высоченный, рыжий, все ещё пылал от стыда и злобы из-за безболезненного, но оскорбительного удара Палия, из-за того, что придётся теперь возвращаться, не выполнив поручения Яблоновского.
Они уже кончали трапезу, когда в дверь прошмыгнул Свирид Многогрешный и в почтительной позе замер у порога.
— Прошу прощения у вельможных панов… Мне хотелось бы поговорить с панами о том, что их интересует, — льстиво произнёс он.
— А что нас интересует? — вытаращился на него Порадовский.
— Я был на Выкотке в то время, как этот разбойник Палий…
— На что пан…
— Сотник Свирид Многогрешный.
— На что пан Многогрешный намекает? — грозно спросил Порадовский.
— Прошу вельможного пана на меня не сердиться. Что было, то было… А вот про то, что будет, хотел бы поговорить. Пан комиссар сам понимает, что речь пойдёт про того разбойника…
— Палия?
— Да.
Порадовский подумал, вытер ладонью жирные губы.
— Ну что ж, послушаем…
Многогрешный суетливо приблизился и примостился у стола. Оба комиссара впились в него глазами.
— Панове, я хотел тайно доложить вам, а через вас — гетману Яблоновскому о ненадёжности Палия… Пан король дал ему приговорное письмо на Фастов и окрестные земли, осчастливил его своей милостью. Он же — Палий — замыслил чёрную измену супротив короля…