Покусывая стебелёк травы, Яцько смущённо отвернулся.
— Пожалуй, — промолвил Роман, — кое в чем Яцько прав… Только нужно отправиться в Подкаменное небольшим отрядом. А там, разведав все как следует, выбрать тёмную ночь, напасть на замок и, перебив стражу, освободить батьку Семена.
— Напасть можно, но доберётся ли скрытно этот отряд до Подкаменного? — высказал сомнение Спыхальский. — Даже если двигаться по ночам, и тогда кто-нибудь увидит и донесёт Яблоновскому или его региментарям[96]. Нас ещё по дороге словят, как куропаток…
— Что ж ты советуешь, Мартын? — спросил Арсен.
— Ничего не советую… Знаю одно: к Подкаменному надо подойти так, чтобы не вызвать ни малейшего подозрения.
— Ну… это можно сделать, — в раздумье сказал Арсен. — Поедет не военный отряд, а мирный купеческий обоз… Повезём во Львов товар…
— Было бы что везти! — буркнул Метелица. — Каждый из нас гол как сокол.
— Сообразим что-нибудь… Сено, шерсть, бочки все сгодится, чтобы наполнить наши возы. А под низ — седла. Мы ведь обоз потом бросим, уходить придётся верхами…
— Здорово придумано, холера тебя забери! Был бы я такой башковитый, как ты, пане-брате, непременно стал бы региментарем! — воскликнул Спыхальский и с завистью посмотрел на лохматую, давно не стриженную голову Арсена.
Все засмеялись, а Арсен сказал:
— Есть у меня и другая думка…
— Какая?
— Просить короля… Собеский хорошо знает Палия, высоко оценил его под Веной. Может, махнуть мне к нему да все рассказать?
— Если он откажет… мы потеряем время… — неуверенно начал Роман.
— Сделаем так. Готовим купеческий обоз в двадцать возов. За старшего поедет Роман, а с ним — тридцать сорок охочих казаков… Пока все устроится, пока доедете до Подкаменного, я успею съездить к королю… Прикажет отпустить Палия — обойдёмся без кровопролития, откажет — пустим в ход сабли! Как вы на это? Согласны?
— Согласны! Согласны!
— Тогда пошли в дом батьки Семена… К слову, они уже поженились с Феодосией?
— Поженились. Сразу же по приезде из венского похода.
— Вот и хорошо. Нужно успокоить жену полковника. Там, у неё, соберём сотников и договоримся обо всем…
Свирид Многогрешный тихонько приоткрыл дверь в гетманские покои, просунул голову и, увидев Хмельницкого, дремавшего на канапе[97], спросил:
— Ваша ясновельможность, можно?
Юрась испуганно вскочил — пламя свечи заколыхалось.
— Тьфу, черт! Мог бы и поделикатнее… Заходи!
Многогрешный поздоровался, сел на табурет у стола, на котором стоял пустой графин из-под вина, вздохнул.
— Что так тяжко? Рассказывай! С чем вернулся из Немирова? — приказал гетман.