И мне, и дознавателю, и судье хотелось узнать ответ на главный вопрос: кто? Но церемония настоятельно требовала неукоснительного исполнения, потому Фаири продолжил:
— По какой причине вы так поступили?
— Потому что я ненавижу Маллета.
— Он чем-то оскорбил вас? Причинил вам зло?
— Он нравится женщинам.
Дознаватель не удержался и хмыкнул, чем вызвал строгий взгляд судьи в свою сторону.
— Этой причины достаточно для ненависти?
— Он им всем нравится. Всем. И ничего не делает, чтобы нравиться, а они так и липнут, так и липнут… — Улыбка сменилась горестной гримаской. — Все подряд. Всегда. Повсюду.
— Знаете ли, любезный, я тоже не избалован женским вниманием, но почему-то не испытываю потребности мстить красавчикам, которым повезло больше, чем мне, — глубокомысленно заметил Фаири. — Итак, вы подсунули хрустальную статуэтку и обвинили человека в краже только потому, что…
— Он разрушал мою жизнь.
— О, это уже любопытно! — Судья даже выпрямился. — Каким образом?
— Он… влюбил в себя мою хозяйку и собирался воспользоваться.
Судя по растерянному лицу Карин, она и сейчас была не против, чтобы я воспользовался. Желательно, ею и, желательно, не откладывая намерений в долгий ящик.
— Постельные утехи — не предмет обсуждения. Чем вам могли помешать удовольствия присутствующей здесь dyesi?
Харти обратил на купчиху туманный взгляд:
— Я сам хотел быть с ней.
Со скамьи свидетелей раздалось возмущенное:
— Ах вот как?!
Судья поднял вверх ладонь, призывая к тишине.
— Поэтому вы решили очернить присутствующего здесь Маллета в глазах вашей…
— Почтенный господин, все было совсем иначе!
Карин со всей возможной торопливостью добралась до судейского стола и нависла над ним:
— Все было иначе!
— Не волнуйтесь так, любезная dyesi… — расторопный служка поднес купчихе кружку с водой.
— Я не волнуюсь! И не надо мне совать всякую дрянь!
— Это не дрянь, а вода с ледника, — оскорбленно заметил Фаири. — И волноваться, в самом деле, не нужно. Вы желаете рассказать что-то по рассматриваемому обвинению?
— Да, почтенный господин, желаю!
Трагическое представление постепенно превращалось в ярмарочный балаган, но я по-прежнему не чувствовал себя его участником и смотрел на кипящие передо мной страсти с каким-то странным равнодушием.
— А и влюбилась я, так что ж в том плохого? Сами видите, есть, в кого влюбляться! И не дура, вижу, что ему от меня ничего, кроме денег, и нужно быть не может… Только я и заплатить могу, не обеднею. В моей семье всегда говорили: если есть, за что платить, не скупись! А тут вдруг затмение на меня нашло, господин почтенный! Как увидела я, что он с другой милуется, весь ум вмиг растеряла. А этот… — купчиха грозно зыркнула на Харти. — Этот сразу выгоду искать начал. Говорит, только пожелайте, госпожа, накажу вашего обидчика. Я и, по ярости бабьей, говорю: накажи! Но я ж не знала, как все будет… Думала, по-мужски они поговорят, по-свойски.