А, все равно ничего не теряю! Потому что ничем не владею.
— Мне очень жаль.
Молчание длится ровно до того мгновения, как начинает надоедать:
— Больше не скажете ничего?
— Нет, госпожа.
Смотрит испытующе и выглядит в эти мгновения грознее самой грозной наставницы:
— Вы считаете себя правым?
— Нет.
— Но почему тогда вы… — Запинается, не в состоянии подобрать слова для описания моего поступка. — Сделали то, что сделали?
— Потому что не справился с чувствами. Вернее, и не хотел справляться. Вы знаете, что натворил ваш сын?
Кивает.
— Во всех подробностях?
Еще один кивок, но не слишком уверенный.
— Из-за его неосмотрительности погиб ребенок. Погиб страшной и мучительной смертью, но я не собираюсь требовать ни отмщения, ни чего-то другого. Я просто хочу, чтобы Эвин понял, насколько губительной может оказаться беспечная небрежность.
— Это не небрежность!
Вздрагиваю, услышав в голосе Силемы обиженное отчаяние.
— Я имел в виду…
— Это не небрежность, — повторяет она уже спокойнее, но чувства перебираются во взгляд, наполняя карюю глубину тревожно мечущимися тенями.
— О чем вы говорите?
— Мой сын… — Женщина сжимает пальцы правой руки вокруг левого запястья, и кожа на костяшках натягивается так сильно, что кажется, еще миг, и полопается. — Он и признался мне только после всего случившегося… Его дар не слишком силен.
— Наставники Обители думают иначе. Я слышал, что Эвин очень талантлив.
— Да, он легко учится и сразу схватывает то, на что у других уходят годы, но…
Силема все время останавливает течение своего рассказа, как будто ей предстоит поведать о чем-то невыразимо ужасном. Даже я начинаю зябко поеживаться в ожидании откровения:
— Скажите прямо. Прошу вас.
В карих глазах появляется подозрительно влажный блеск:
— Мой сын, он… Плохо видит.
Хм, разве это беда? Думаю, найдется немало магов, способных поправить парню зрение.
— И только-то?
Силема горько сглатывает:
— Вы не поняли… Эвин плохо видит нити заклинаний.
Щурюсь, пытаясь осознать услышанное.
Плохо видит? Стало быть, действует наугад? Потому что вряд ли может чувствовать чары, как я. Или все-таки может?
Нет. Если бы заклинания были для него хоть немного осязаемы, беды не случилось бы. Выбившиеся из заданного узора кончики нитей непременно ужалили бы его своими остриями. Печальная новость. И не остается ничего другого, как повторить:
— Мне очень жаль.
— Помогите ему! — холодная статуя снова становится живой женщиной, глядящей на меня с надеждой и мольбой. — И я сделаю то, чего вы хотите.
— Устроите мою встречу с главой Надзорной службы?
— Да.
— Вы можете это сделать?