— Нужно насушить водорослей и выстелить ими дно расселины. Полный уют — крошка-блошка в шерстке кошки.
И закрыл глаза.
— Так. Расслабить мышцы, каждую, одну за одной…
Сон — состояние, в которое можно привести себя сознательно, как и в любое иное.
— Почему так трудно устроить себе жилище на голом месте? Да потому, что здесь дел непочатый край. Ну ничего, я не пожалею сил, и мне не надоест. Это во-первых.
Расслабить мышцы ног.
— Зато будет о чем порассказать! Все сбегутся! Неделя на скале. Лекции… Как выжить. Выступает лейтенант…
— А почему бы не капитан-лейтенант? Или старший помощник командира? Старший офицер и прочее, и прочее.
— Прежде всего надо помнить…
Глаза широко раскрылись.
— А сам-то каков! Напрочь забыл! Почти за неделю не выдавил из себя ни унции! По крайней мере, с тех пор, как меня снесло с этого чертова мостика. Ни разу не сходил.
Хлопанье зюйдвестки заглушало и без того еле слышную исповедь. Он лежал, размышляя о том, отчего так плохо работает у него кишечник. А это навеяло картинки, где присутствовали хром, фарфор и прочие сопутствующие детали. Вот он положил зубную щетку на место и стоит, разглядывая лицо в зеркале. Процесс еды представлял собой исключительную важность. На каждом этапе развития человечество придумывало для него новый ритуал. Фашисты используют для расправы, верующие возвели в обряд, а для каннибалов — это либо ритуал, либо лекарство, либо способ с неповторимой прямотой отметить свою победу. Убили и съели. Впрочем, съесть ближнего можно не только ртом — это лишь вульгарное выражение того, что на самом деле является универсальным процессом. Съесть можно, пустив в ход и фаллос, и кулаки, и голос. Даже подбитые гвоздями ботинки. Покупая и продавая, женясь и производя потомство или наставляя кому-то рога…
Кстати, о рогах. Он отвернулся от зеркала, завязал на халате пояс и открыл дверь ванной. Навстречу двигался Альфред, как будто «рога» — это несколько старомодное выражение — вызвали из небытия его дух. Какой-то непривычный Альфред — бледный, потный, дрожащий, он подступал все ближе и ближе. Занесенный кулак оказался на уровне груди — его удалось перехватить. Он выкручивал Альфреду руку до тех пор, пока тот не скрипнул стиснутыми зубами, а изо рта не вырвался хрип. Но, зная о космическом характере процесса пожирания, он чувствовал себя в безопасности и только ухмыльнулся, глядя на приятеля сверху вниз:
— Привет, Альфред!
— Ах ты сволочь! Гадина!
— Не суй нос куда не надо, малыш.
— Кто тебя сюда впустил? Говори!
— Тихо, тихо. Не гони волну. Давай разберемся спокойненько. Зачем столько шуму?