На подмостки. Подмостки. Подмостки. Я личинка крупнее тебя. Ты с подмостков не уползешь — тебе стол мешает, а я проложу себе дорожку до французского окна.[8]
— Нет, старик, извини, но мы в тебе не слишком нуждаемся.
— Но Джордж… мы же работали вместе! Ты же знаешь меня…
— Вот именно, старик. Знаю.
— В армии я пропаду. Ты же видел меня в работе.
— Видел, старик.
— Но тогда…
Взгляд из-под бровей. Сдержанная улыбка. Улыбка, которой позволено так разъехаться, что белые зубы отразились в столешнице.
— Я давно ждал чего-то такого. Потому и не вышвырнул тебя раньше. Надеюсь, старик, в армии профиль тебе попортят. Хорошенько попортят.
Есть десять тысяч способов отправить человека на тот свет. Можно его отравить и сидеть наблюдать, как улыбка превратится в оскал. Можно схватить за горло и держать, пока горло не станет твердым, как палка.
Она надевала пальто.
— Элен…
— Да, дорогой.
И вскинулась, страстно, по-лисьи.
— Как давно мы не виделись.
Глубокое, прерывистое дыхание.
— Не будь сентиментальным, милый.
Страх.
— Помоги мне, Элен. Мне нужна твоя помощь.
На белом лице черные личинки глаз. Расстояние. Исчисление. Смерть.
— Конечно, дорогой, все, что хочешь.
— В конце концов, Пит — твой муж.
— Как грубо, Крис.
— Ты могла бы его уговорить.
На диванчик, поближе, рядышком.
— Элен…
— Почему бы тебе не попросить об этом Марго, дорогой, или ту крошку, с которой ты ездил кататься?
Дикий страх. В черных глазах на белом лице выраженья не больше, чем в черных, твердых камнях.
Сожран.
Натаниель потихоньку булькает — не кипит, закипает, почти дошел.
— У меня прекрасная новость, Крис.
— Ты наконец вошел в новую эру.
Глядя на полку со справочниками, Нат посерьезнел. Идентифицировав юмор высказывания, ответил тем преувеличенно глубокомысленным тоном, который приберегал для шуток:
— Мне помог мой уполномоченный.
— Выкладывай свою новость. Война окончилась? У меня мало времени.
Натаниель сел в кресло напротив — показалось низко. Взгромоздился на подлокотник, потом встал, переложил на столе книги. Выглянул через щелку в грязно-коричневых шторах светомаскировки на улицу.
— Я решил идти во флот.
— Ты?!
Кивнул, все так же глядя в окно.
— Если меня возьмут, вот в чем беда. Летать я не умею, да и в пехоте толку от меня никакого.
— Болван! Кто тебя призывает, кто?
— Официально — никто.
— Я думал, ты пацифист.
— Так и есть.
— Честный, значит.
— Не знаю. Правда, не знаю. Можно думать и так, и этак, — но, в конце концов, ответственность, знаешь ли, слишком тяжелый груз для одного человека. Я должен идти.
— Ты уже решил?
— Мэри со мной согласна.