— Но с кем я хоть говорю? — с некоторой растерянностью в голосе осведомилась я.
— Моя фамилия Кудрявцев. Николай Кудрявцев, я давний знакомый Родиона Шульгина, вашего начальника.
Ах, вот как, подумала я. Тот самый Коля Кудрявцев, о котором упоминал Родион. И жена его, Аня.
— Да, Родион Потапович упоминал мне о вас, — сдержанно произнесла я. — Вы, так сказать, его старый друг.
— Ну, не такой уж чтобы старый, но, верно, куда постарше вас. Мария, так вы приедете? Я понимаю, что ваша работа и ее специфика располагают к повышенной подозрительности, но тем не менее…
— Я приеду, — отозвалась я, — странно только, что Родион Потапович мне об этом не сказал сам. Что вы от меня скрываете?
Кудрявцев некоторое время помолчал. Потом он кашлянул и, понизив голос, произнес:
— Родион предвидел то, что случится, и предупреждал. Он говорил, что вы непременно зададите такой вопрос, не дожидаясь, пока прибудете сюда сами. Одним словом… у вас нет там параллельных аппаратов?
— Нет, есть просто другой номер в стенах того же дома. Валя, жена Родиона, разговаривает как раз по нему — у меня тут индикатор горит, так что она никак подслушать не может. Вы ведь, если не ошибаюсь, скрываете что-то именно от нее.
— Вы понятливы. Ладно, скажу. Одним словом, Родион Потапович погиб.
Что-то огромное, подобно нью-йоркской башне Всемирного торгового центра, обвалилось у меня в груди. Перед глазами плеснула дурнотная пелена. Не могу причислить себя к слабонервным истеричкам, способным два дня отпаивать себя валидолом и валерьянкой вследствие кончины любимого попугая. Но тут могу сказать — я чуть было не утратила контроль над собой и окружающей действительностью. Слишком просто и буднично были сказаны эти слова, слишком прост и незатейлив — и какая жуть в этой незатейливости! — был их смысл. Я пошевелила губами, которые показались какими-то чужими на моем лице, и, разглядывая в огромном, от пола до потолка, зеркале свое мутнеющее изображение, проговорила:
— То есть как — погиб? Вы же говорили… вы же говорили, Николай, что он просил меня приехать. Как же он мог просить, если с ним… если он…
— Простите меня, Мария. Я не думал, что это затронет вас до такой степени. Вы же просто сотрудник.
Я с трудом удержала себя в рамках приличия, проглотила застрявший в горле комок и, сцепив губы, слушала.
— То есть я знаю, что вы с Родионом Потаповичем давно работаете вместе. Словом, он пропал.
— Так пропал или погиб? — вырвалось у меня.
— Я считаю… — В трубке послышались странные хлюпающие звуки, потом забулькало, и я поняла, что Кудрявцев просто-напросто пьет что-то. И едва ли кефир. — Я считаю, что пессимист — это хорошо информированный оптимист. Именно к такой разновидности оптимистов я себя отношу и потому предпочитаю готовиться к худшему, чтобы не… не… В общем, вы меня поняли.