– Дэвид…
Это имя прозвучало почти неслышно. Вдруг она почувствовала, как волнами зашевелилась постель, и поняла, что он встал. Боясь открыть глаза, Николь замерла, услышав, будто что-то затрещало по швам. В следующее мгновение послышался новый звук, словно рванули молнию на джинсах. Она не выдержала, открыла глаза и подскочила на постели, увидев его полностью одетого и направляющегося к двери.
– Мартин, – испуганно окликнула Николь и, заметив, как Мартин взялся за ручку двери, решила, что он не услышал ее. – Куда… куда ты?
– Прочь, – с сухим презрением бросил он с безучастным видом.
– Но почему?..
Она замолкла под горящим, испепеляющим взглядом. Ей все стало понятно. Произнеся имя Дэвид, она разрушила то невидимое хрупкое, что едва установилось между ними.
– Прости меня, – прошептала Николь, понимая всю бесполезность своих слов.
– Какого черта ты заявилась сюда? – Если правда, она уже и забыла зачем. Ей пришлось поднапрячься, чтобы наконец вспомнить о радостном известии Мэгги.
– Мэгги…
– А, да… ты хотела удостовериться, что я поставлю свою подпись на тех очень ценных для вас клочках бумаги.
Тон Мартина испугал ее. Она была слишком взволнована, чтобы перенести еще один всплеск его эмоций.
– Ты же не…
Мартин своим смехом ввел ее в оцепенение.
– Радость моя, тебе нечего бояться на этот счет. Я дал Стиву слово и сдержу его. Но позволь сказать… – голос Мартина стал волнующе-загадочным, – этому контракту никогда ничто не угрожало… с самого начала. Решение было принято до твоего приезда.
– Но ты же говорил…
– Э, нет, дорогуша… ты первая внесла слово «шантаж» в наш разговор… так сказать, преподнесла мне эту идею на блюдечке… а я далеко не дурак, чтобы ею не воспользоваться.
Николь не поверила своим ушам. Значит, он все время играл с ней и, манипулируя ею, заставлял выполнять его прихоти.
– Так что видишь, Калипсо, в конечном счете твоя жертва – предательство памяти драгоценнейшего Дэвида – никому не нужна.
– Ты ничего не понял… – начала было Николь, но Мартин пропустил ее слова мимо ушей.
– Буду крайне благодарен, если не увижу тебя, когда вернусь, – продолжил он непререкаемым тоном, – иначе не ручаюсь за последствия.
– Но, Мартин…
Николь уже говорила в пустоту. С последними словами Мартин вышел, хлопнув дверью. Она упала на постель, уткнулась в подушки, которые до сих пор хранили тепло и запах его головы, и дала волю слезам. Ей вдруг стало так горько, что Мартин теперь уже никогда не узнает, что у него не было и нет соперников.