Распростившись, наконец, с обеими женщинами, Виталий вышел во двор, протянувшийся узкой полосой вдоль всего дома с тесными «карманами» для машин возле подъездов, где асфальт был расчерчен белыми косыми полосами. А за «карманами» разместились две тоже тесные детские площадки с беседками, качелями и песочницами, полными луж и снега.
Холодный ветер с реки вольно свистел во дворе, и Виталий плотнее запахнул пальто.
Он не спеша прошел вдоль всего дома, отметив про себя отсутствие красных новеньких «Жигулей» возле четырнадцатого подъезда. Затем он из стеклянной будки телефона-автомата на всякий случай позвонил Глинскому. К телефону подошла, видимо, мать, сказала, что Всеволода Борисовича нет дома, будет не скоро и настороженно спросила, что ему передать и кто звонит. «Нет, уж вы скажите, – настаивала она. – Всеволод просит узнавать». Виталий еле от нее избавился, и эта настойчивость ему не понравилась.
Потом он вошел в четырнадцатый подъезд и в каморке возле лестницы обнаружил старуху-лифтершу, вязавшую толстый темный носок. Старуха была грузная, в пальто, теплом платке, на кончик носа съехали очки.
– Можно к вам, бабушка? – спросил Виталий. – Погреюсь только.
– Это кто ж ты будешь? – старуха взглянула на него с любопытством поверх очков, не переставая, однако, вязать.
– Да из милиции. Охрану квартир проверяем. Который уж дом обхожу, – вздохнул Виталий. – Вот и до вас дополз, да, вроде, поздно уже.
– О, господи, – вздохнула старуха. – Охрана. Мы, что ли, не охраняем? Да ты садись, садись, отдохни. И верно, устал, – взглянула она на лицо Виталия. – Садись, а то так не поместишься, вон какой длинный вымахал. У нас тут тоже охранные квартиры есть. Недавно на восьмом Глинских взяли. Уж как добивались. А все же, почитай, год ждали.
– Часто уезжают?
– Ну, сам-то, ясное дело. А мать – старуха, как сыч, сидит. Добро бережет. За хлебом и то не выйдет. Я и молоко, я и хлеб. Ну, правда, ноги у нее, – вздохнула лифтерша. – Да и какие у нас, старух, ноги, – она махнула рукой. – А мне, видишь, всех жалко. И что это за нервы такие, ты мне скажи.
– Хороший вы человек, значит.
– Ой, не говори. И покоя нету от них. Тому услужишь, другому. Старики все. Ну, как же? А то и уберешь где.
– Выходит, доверяют.
– Ясное дело. Нешто я когда чужое возьму? Да мне хоть тут золото по всем столам разложи, я плюну, да отвернусь. Вон, хоть у Глинских этих самых, с восьмого. Чего только нету. И все заграничное. Из этой самой… Как ее?.. Ну, «Березки». Так сам намедни целую пачку оставил этих… Ну, как назвать? Денег не денег… Я уж сама подивилась. Вроде деньги русские, а не наши. Понял ты?