– Да. И все это за один день… – задумчиво произнес Лобанов. – А на следующий день в городе, на рынке, – он сделал ударение на последнем слове, – появляется гашиш.
Сергей настороженно взглянул на друга.
– Впервые?
– Впервые, – утвердительно кивнул головой Лобанов и медленно перечислил, загибая пальцы: – Поезд из Средней Азии… Чемодан… Гашиш на рынке, где торгует Семенов… Пацаны, которые его уже курят… А? Тоже цепочка?
– Пожалуй. – И Сергей неожиданно предложил: – Пойдем-ка потолкуем с этим Валькой?
Уже в коридоре Сергей вдруг вспомнил, что не узнал у Жаткина, был ли тот в аптекоуправлении. Он даже остановился на миг, собираясь вернуться в кабинет, но потом решил, что тот, скорее всего, не успел еще что-либо узнать, и двинулся вслед за Лобановым.
В большой светлой комнате за одним из столов расположился Храмов. Напротив него как-то неловко, боком, сидел бледный вихрастый паренек лет пятнадцати в расстегнутом сером пальто, на тонкой шее болталось скрученное в жгут старенькое кашне. Глаза его, темные и испуганные, смотрели на Храмова, пухлые в трещинках губы заметно дрожали. Больше никого в комнате не было.
При виде входящих Храмов поднялся со своего места. Вслед за ним вскочил и паренек, комкая в руках шапку. Он оказался худым и очень высоким, выше Храмова, и от этого выглядел еще более жалким.
– Продолжайте, – махнул рукой Лобанов. – Мы послушаем.
И они с Сергеем сели за соседний пустой стол.
– Ну, Пановкин, – строго сказал Храмов, опускаясь на прежнее место, – ты все понял?
– Понял, – еле слышно ответил тот, опуская голову.
– И про свою ответственность понял?
– Понял…
– Время я тебе дал подумать?
– Дали…
– Вот видишь, все как положено, – удовлетворенно заключил Храмов и уже с укором продолжал: – А ты мне свой поступок не объяснил как надо. Поэтому я тебя еще раз спрашиваю: зачем ты ту заразу купил?
– Просто так…
– Неразумно объясняешь…
– А разумно это не объяснишь…
Сергей с интересом посмотрел на паренька, потом на Лобанова, и друзья, поняв друг друга, улыбнулись.
– Вот и выходит, – строго сказал Храмов, – что парень ты неразумный, то есть глупый. Понятно?
– Понятно…
– Отец тебя, видно, мало порол. Вот и вырос до неба, а ума не набрался.
– Он меня никогда не порол. – Губы паренька вздрогнули от обиды, и он метнул враждебный взгляд на Храмова.
– Оно и видно, что не порол, – все тем же строгим и ровным голосом произнес тот. – Подойдем тогда с другой стороны. У кого купил?
– Не знаю я его.
– Знаешь, Пановкин. Я тебя не тороплю. Подумай. Сообрази. Я тебе, кажется, про ответственность говорил. Говорил я тебе про ответственность?