Лоис взяла Пич за руку.
– Джим, – сказала она тихим голосом, – я думаю, у нас беда.
Джим оторвал свой взгляд от дороги, и их глаза встретились.
– Она горит, у нее лихорадка, – сказала Лоис тихо. Возвращаясь на виллу, Лоис держала ее на руках. Леони поспешила им навстречу, удивленная и испуганная их неожиданным возвращением. Она схватила Пич и погрузила ее в ванну с холодной водой, постепенно добавляя лед до тех пор, пока прохлада не остудила пылающее тело Пич. Затем приехал доктор и тщательно осмотрел девочку. Лоис рассмеялась, когда он сказал, что это корь, опасный случай.
– Я всегда думала, что корь – совсем простая болезнь, – сказала она.
– Мы поедем на следующем корабле, – устало произнес Джим.
Пич становилось хуже. Голова болела так, будто разрывалась на части, ныли ноги. Затем что-то стало давить на грудь.
– Папа, – плакала она, мотая головой из стороны в сторону, стараясь избавиться от боли, напрасно пытаясь найти холодное местечко на подушке, которая стала мокрой от пота. – Папа!
– Это не корь, а полиомиелит, – сказал доктор Марнокс из больницы в Нейи, – редкое заболевание, которым болеют дети и молодые люди. Чтобы ей было легче дышать, мы наденем респиратор, но, мадам и месье, – его большие карие глаза смотрели на них, – я боюсь, что надежды мало.
Лоис бросилась к доктору:
– Что вы имеете в виду? – вскричала она. – Вы говорите, что моя сестра умирает?
Схватив его за лацканы накрахмаленного белого халата, она готова была убить его.
– Мадемуазель, мадемуазель, пожалуйста, – тщетно пытался он отстранить ее. – Я ничего не могу сделать, это болезнь, о которой мы очень мало знаем. Мы можем только надеяться.
Руки Лоис бессильно опустились, а доктор нервно поправил помятый халат.
– Мы все сделаем для нее. Мы все этого хотим.
– Доктор Марнокс, – раздался высокий чистый голос, – Моя внучка не умирает, вы поняли, месье? Она не умрет.
Доктор Марнокс нервно смотрел на яростную молодую даму и пожилую, охваченную тихим отчаянием.
– Конечно, нет, мадам, – успокаивающе ответил он, – Конечно, нет.
– Я останусь с ней, – сказала Леони, подходя к страшной белой двери, за которой была ее внучка.
Доктор посмотрел на Джима, беспомощно пожал плечами.
– Как она захочет, месье, – пробормотал он. – Мы сделали все, что могли.
Все трансатлантические линии были заняты, и разговоры прослушивались или их прерывали. Джиму понадобилось два дня и существенное влияние, чтобы дозвониться Жерару в Майами.
– Я выезжаю сейчас же, – сказал Жерар, голос его звучал напряженно.
– Здесь уже много проблем, – предупредил Джим. – Помни, коль уж ты будешь здесь как французский гражданин, возможно, тебе не удастся уехать.