«Если бы он просто не работал, это бы еще полбеды, – объяснял майору Дамиану де Соузе нотариус Казуза Пивиде, взявший Педро Аршанжо снимать копии с документов в канцелярии Дворца правосудия. – Беда в том, что он другим не дает работать: как придет, все бросают дела и слушают, раскрыв рты, этот старикан набит всякими историями, одна другой занятней да заковыристее, сеу майор. Я и сам работу побоку – и слушаю».
Надзирателем в гимназии Педро Аршанжо проработал одни сутки: ему показалось, что воспитанники интерната – узники, оторванные от семьи и лишенные улицы, жертвы строгой дисциплины, вечно голодные и тоскующие по свободе. В свое первое и последнее дежурство он организовал с мальчиками импровизированный литературно-музыкальный вечер: стихи и кавакиньо. Они пропели бы до утра, если бы директор гимназии, срочно вызванный из дома, не положил бы конец «этому немыслимому безобразию». Работая швейцаром в гостинице, Педро Аршанжо отлучался со своего поста, стоило его куда-нибудь пригласить. Когда служил билетером в кинотеатре "Олимпия", пропускал без билета на утренние сеансы в воскресенье всех негритят. В должности учетчика на стройке болтал с рабочими, снижая производительность труда, – не был он создан подгонялой, не получился из него ни бригадир, ни надсмотрщик. Да и стоит ли рабочим за такую мизерную плату надрываться ради хозяйских барышей? Старик никогда не соблюдал строгого распорядка дня, даже в своих исследованиях подчинялся только внутренней дисциплине, не глядел на часы, не был рабом календаря.
Костюм потерт, рубашки расползаются, ботинки стоптаны. Один-единственный костюм, три рубашки, двое трусов, две пары носков – как тут сохранишь приличный вид? И все же грязи он не выносил, сам стирал то, что осталось от его гардероба, а Кардеал, чистильщик с террейро, мимо которого Педро Аршанжо ходил уже лет двадцать, бесплатно наводил блеск на его ботинки:
– Идите сюда, отец, почистим…
Однако Педро Аршанжо не унывал, бродил повсюду. Вот он в лавке «Данте Алигьери» ругается с Бонфанти: «Где же мои денежки за кулинарную книгу, бандит ты калабрийский?» – «Ладно, пусть я бандит, но какой я тебе калабриец, io sono toscano, Dio merda!»[115] За разговорами проходит утро, проходит день то в лавке Мигела, то в какой-нибудь мастерской на Пелоуриньо, то в киоске на Золотом Рынке или на Меркадо Модело, то у церкви святой Варвары. Всюду приглашают поесть, сотрапезник он веселый. Аршанжо – постоянный гость за столом Теренсии, которую теперь сменила на кухне ее племянница Наир, двадцатипятилетняя красотка, мать шестерых детей. Старший – внук Теренсии, Наир прижила его с двоюродным братом, который не был настолько глуп, чтобы оставлять посторонним эту семейную жемчужину. Остальные пять – от разных отцов, какого угодно цвета кожи, от белого до черного: Наир не страдала расовыми предрассудками и времени зря не теряла.