«Действительно, как?» — думала Лена, хотя ее всегда больше интересовало не то, что происходит снаружи, а то, что таится внутри, за стеклами сотен разноцветно горящих прямоугольников города.
Летом, когда день длился круглые сутки, все окна глазели одинаково пусто и бессердечно. И поэтому смотреть на них было совсем неинтересно. Но когда Полярный почти на полгода погружался в глубокую, неподвижную задумчивость темно-синей ночи, его окна оживали, становясь загадочными и не похожими друг на друга. Они манили уютным покоем зеленого, притягивали добротой и великодушием желтого, бередили душу тайной страстью красного — и только голубой люминесцент отпугивал своей холодной, космической отрешенностью.
За каждым светящимся окном текла своя жизнь. И чаще — совсем не такая, какой она представлялась из-за цвета абажуров и занавесок. Лена часто с грустью думала об этом, но все равно посматривала на задернутые шторы. Посматривала не с любопытством, а с надеждой, пытаясь угадать-разглядеть за ними — счастье.
Оксана была уверена, что ни в каком помещении ничего интересного быть не может, А вот на улице… Даже когда там было совсем темно, она все равно умудрялась что-нибудь высмотреть.
Оксану одинаково интересовали и солнце, и луна, и тучи, и звезды, и лужи, и снег, и воробьи на ветках, и бакланы на помойках. Она (кстати, так же, как и Лена) умела одинаково радоваться любой погоде. Только Лена предпочитала об этом не распространяться. А Оксана, сдерживаясь только при Званцевой (которую неизменно раздражали восторги и восклицания любого рода), обычно не уставала говорить о том, как все вокруг замечательно и здорово. И в стремлении всегда всему найти причину утверждала, что жизнь постоянно дарит ей большие и маленькие подарки не просто так, а за то, что она с благодарностью принимает каждый глоток воздуха. Да, именно так, по-книжному высоко, она и говорила про глоток воздуха. Но не понравиться это могло только Званцевой. Все остальные любили милую, добрую, непосредственную и немножко экзальтированную Оксану. А Лена иногда думала, что у нее, этой девятнадцатилетней девочки, пожалуй, многим стоит поучиться яркому и радостному восприятию жизни. Правда, думая так, она сама же и сомневалась: а можно ли этому научиться?
Но вернемся к вопросу, который задала Лене Оксана. Помните? Она спросила, знает ли Елена Станиславовна, что на заводе теперь новый «режимник». На вопрос этот Лена не ответила по той простой причине, что не слышала его: задумалась. Оксане пришлось переспросить.
— А-а, знаю. Но не видела еще, — отозвалась наконец Лена. И поинтересовалась: — Ну и как он?