Мало-помалу летчика охватила обида. Было жаль новенький только что полученный самолет – этот сложнейший механизм, в который вложили труд многие сотни людей. Засыпанный пылью, весь в пробоинах, лежал он, как рыба, выброшенная на берег. Быть может, этот самолет собирали руки моeго отца – мастера? – думал он, следя взглядом за птицами. – Трудно ему, а не жалуется.
Размышления его прервало урчание летящего снаряда. Следом за ним послышалось клохтанье другого.
– Ложись! – закричал он стрелку.
Уманский вздрогнул, приподнял голову от бумаги.
Метрах в двухстах от них над землей выросли гигантские оранжевые грибы. Опять высоко над головами с шелестом пронеслись тяжелые чушки, и загрохотало. Уманский поднял упавший рядом осколок и, обжигаясь, перебросил его из руки в руку.
– Залезай под крыло! – забеспокоился Оленин. – Эти крупные калибры – подлые штуки… Ахнуть не успеешь.
Уманский всего полгода как закончил архитектурный институт и был призван в армию. Воспитанный в семье, где все, начиная с деда и кончая его внуками, были строителями, где любовь ко всему прекрасному прививалась с детских лет как своеобразный культ, Валентин Уманский всей душой ненавидел разрушения, войну и тех, кто ее навязал. Попав на фронт, он очень остро воспринял все, что увидел своими глазами.
Появление в полку архитектора в должности воздушного стрелка вначале всех удивило, а потом и заинтересовало.
Уманский был из тех, кого легко можно вызвать на откровенность, поговорить по душам о самом дорогом, заветном.
Как-то приятели-стрелки принялись дружески подтрунивать над ним.
– Какой архитектурный стиль самый жизнеспособный – барокко, ампир или, допустим, готический? – спросил с невинной физиономией стрелок Черенка – Горянин.
Уманский с присущим ему достоинством и рассудительностью ответил:
– Жить в веках останется только тот стиль, который гармоничной формой своей будет радовать людские сердца. Это должна быть архитектура пропорциональная, гармоничная, как тело девушки, архитектура, не уничтожающая человека своей несообразностью, а возвышающая его в жизни, вдохновляющая в труде. Это архитектура коммунистического общества.
Сев на своего любимого конька, стрелок стал рассказывать о творениях великих зодчих. Он говорил с таким упоением, что приятели, забыв подтрунивать, слушали его, раскрыв рты.
Уманский любил и умел рисовать, но к своим способностям рисовальщика относился с усмешкой.
– Художник тот, – говорил он, – кто портрет человека с натуры рисует, а я… Мне больше удаются сараи да кустики… и те карандашом…
Сейчас, нанося на бумагу последние штрихи, он вдруг заметил, что на совершенно голом месте, между самолетом и зеленой посадкой, неожиданно вырос новый куст. Мало того, куст двигается.