Джондалар, Серенио, Маркено и Шамуд сидели возле большого очага, глядя на тлеющие уголья и попивая вино. Все остальные уже спали. Серенио уговаривала отправиться домой и Маркено.
— Маркено, ты можешь идти — толку-то от тебя все равно никакого. Я останусь с ними, а ты отправляйся спать.
— Она права, Маркено, — заметил Шамуд. — С ними все будет в порядке. Я думаю, стоит отдохнуть и тебе, Серенио.
Она тут же поднялась на ноги, подавая тем самым пример Маркено. Встали и все остальные. Серенио поставила чашку наземь, легко коснувшись щеки Джондалара, и вместе с Маркено направилась к хижинам.
— Если будет нужно, я тебя разбужу, — сказала она напоследок.
Когда они ушли, Джондалар вновь наполнил остатками перебродившего черничного сока две чашки и подал одну из них таинственной фигуре, недвижно сидевшей возле очага. Шамуд принял ее, понимая, что с ним хотят поговорить. Молодой человек подгреб тлеющие уголья к краю черного круга и положил на них несколько сухих чурок. Не прошло и минуты, как по ним заплясали язычки пламени. Какое-то время они сидели молча — греясь возле пламени костра и попивая вино.
Когда наконец Джондалар посмотрел на целителя, он увидел, что тот оценивающе разглядывает его своими странными глазами, которые при свете костра казались просто темными. Зеландонии почувствовал в них силу и ум, но он и сам сполна обладал этими качествами. Изменчивые неверные отблески пламени играли на старом лице, отчего черты его становились неясными. Впрочем, Джондалар не мог по-настоящему разглядеть его и при свете дня — более или менее определенно можно было судить только о возрасте Шамуда.
В покрытом морщинами лице угадывалась сила, придававшая ему едва ли не моложавый вид, с которым никак не вязались длинные белоснежные седины. Свободные одежды скрывали под собой сухощавое хрупкое тело, однако шаг целителя поражал своей упругостью. О преклонных летах говорили разве что руки с их блестящей пергаментной кожей, покрытой сетью синих жилок, и расширенными подагрическими суставами пальцев. При этом чаша, поднесенная им ко рту, нисколько не дрожала, что не могло не поражать Джондалара.
Шамуд слегка изменил положение своего тела, чтобы снять напряжение. Джондалар сделал глоток вина.
— Шамуд — хороший целитель. Умелый лекарь, — сказал он.
— Это — дар Мудо.
Джондалар мучительно вслушивался в его голос, пытаясь понять по тембру и тону, к какому же полу относится целитель-андрогин, однако сделать это ему не удавалось, отчего любопытство его разгоралось с новой силой. Он не мог отнести Шамуда ни к мужчинам, ни к женщинам, однако тот не производил впечатления и человека бесполого или того, кто дал обет безбрачия, о чем, помимо прочего, свидетельствовали его колкие замечания и понимающие взгляды. Он хотел разрешить эту загадку, задав вопрос самому Шамуду, но не знал, насколько уместным и тактичным показался бы тому его вопрос.