— Вы поэт, господин барон, — усмехнувшись, ответил Морису Дерош. — Впрочем, за этим столом вы не одиноки, у вас есть, по меньшей мере, еще один единомышленник — наш почтенный аббат Ротон. Просто удивительно, до чего высказанные вами воззрения похожи на его воскресные проповеди! Что же касается меня, офицера и дворянина, то я думаю совсем иначе и смею вас заверить, что эти мои воззрения, так же как и у вас, основаны на немалом, хотя, может быть, и отличном от вашего, жизненном опыте, многолетней деятельности в колониальной администрации и опыте общения… простите, не с людьми, а с малагасами и неграми. А понятия «человек» и «негр», если не увлекаться поэтической категорией равенства, совершенно различны и несопоставимы друг с другом. Я убедился в этом, много лет наблюдая за тысячами попадающих сюда малагасов и негров. Неисчерпаемый резервуар, откуда поступает к нам, на Иль-де-Франс, этот товар — соседняя с нами Африка и остров Мадагаскар. Но в первую очередь — Мадагаскар. Более шестидесяти племен обитает на Мадагаскаре, и я затрудняюсь сказать, какое из них хуже. Все малагасы и негры, населяющие этот огромный остров, — воры, клятвоотступники, убийцы и лжецы. Наше счастье, что каждое из этих племен ненавидит другие племена сильнее, чем французов или португальцев. И я уверен, что сегодня в Таможенной гавани туземного царька бецимисарков избивал какой-нибудь сакалав или сафирубай, а завтра бецимисарк будет также жестоко избивать сакалава. Зная это, мы намеренно не позволяем европейцам работать надсмотрщиками. Зато если черный или желтый надсмотрщик провинится, вешать его непременно будет белый палач. И в то же время хотел бы вас заверить, господа, что жестокие меры, к которым мы прибегаем, чтобы сохранить на островах порядок, не являются порождением чьей-то злой воли, но, к сожалению, представляются нам единственным к тому средством.
Аббат Ротон, выслушав губернатора, обернулся к Беньовскому и тихо спросил его:
— Если я не ошибаюсь, вам довелось читать книги господина Канта?
И когда сильно удивленный Беньовский подтвердил, что Это именно так, Ротон сказал:
— Я и сам отношу себя к числу поклонников этого человека. Я знаком с некоторыми его сочинениями, и когда вы, господин барон, высказали прекрасную мысль о равенстве всех людей и о всеобщей обязанности соблюдать человеческое достоинство, я узнал в этих словах идеи, которые вот уже много лет проповедует уважаемый и изучаемый мною философ. Выслушав вас, мсье губернатор, — Ротон повернул голову в сторону Дероша, — я хотел бы вынести на всеобщий суд еще одно суждение уважаемого мною ученого и человека. Помнится мне, в одной из своих статей господин Кант сказал примерно следующее: «Мы живем в эпоху дисциплины, культуры и цивилизации, но далеко еще не в эпоху морали. При настоящем состоянии людей можно сказать, что счастье государств растет вместе с несчастьем их граждан… « И есть ли на земле еще какое-нибудь другое место, господа, где бы эта истина не была столь очевидной, как здесь, на Иль-де-Франсе, где мучения и несчастья десятков тысяч отверженных представляют собою плату за роскошь и удовольствия сотен избранных в далекой от нас Франции? А мы, белые, являемся Здесь орудием этих насилий, мучений и грабежа. II разве можно назвать нас орудием божиим, если мы неправедно разделили людей на низших и высших, считая цвет кожи человека достаточным для того основанием? А разве не произошли все люди от Адама, общего нашего прародителя? А если это так, то все они братья друг другу и все равны перед лицом своего создателя.