Не в интеллектуальном смысле, а довольно странно, на физическом уровне, будто яркая молния сверкнула в синем небе.
– Боже мой, – пробормотала я.
– Что? Что случилось? – требовательно спросил Джереми.
Матео лишь улыбался, прекрасно понимая, о чем я подумала и что почувствовала в этот момент. Он был так доволен, как только может быть доволен учитель идее ученика, к которой сам его и подвел.
– Фабрици учился у Леонардо? – прошептала я.
– Думаю, что так оно и было, – подтвердил мою мысль Матео.
– Боже мой! – повторила я.
В комнате повисла пауза, никто даже не шевелился.
– Вы же не имеете в виду… да Винчи? – робко спросил Джереми, борясь с захватившим его чувством.
В то же время, как истинному англичанину, ему совсем не хотелось озвучивать какую-нибудь бредовую идею.
Впрочем, Джереми выглядел забавно. Этот робкий голос был настолько несвойствен ему, что я засмеялась и уже не смогла остановиться. Доктор Матео широко улыбнулся и даже позволил себе слегка усмехнуться.
– Что? В чем дело? Я что-то не так сказал? – засмущался Джереми.
Доктор Матео был не из тех людей, кому доставляло удовольствие некомфортное состояние гостей.
– Нет, мой друг, – ободряюще сказал он. – Вы совершенно правы. У меня сложилось такое впечатление, что я уже видел эту картину, потому что я детально изучал творчество Фабрици, я бы даже сказал, что это мой любимый художник. Известно, что его кисти принадлежит триптих «Три девы». Первая картина «Обручение Марии и Иосифа», вторая – «Мария с матерью Святой Анной» и третья вот эта, которая годами считалась утерянной. С первыми двумя полотнами я близко знаком, так как они входят в частные коллекции и хранятся в семьях коллекционеров. Я потратил много лет, ожидая, пока мне доверят доскональное изучение этих произведений. Ходили слухи, – продолжал Матео, – что все «Три девы» – копии, а оригиналы были украдены или уничтожены. Я, конечно, не верил подобным мнениям. Потом говорили, что третья картина не существовала вовсе, а были лишь наброски, поскольку Фабрици жил недолго и не успел завершить работу над картиной. Но я слышал также, что полотно существует, обладатель просто не хочет показывать его. И вот сейчас я нашел доказательство, которое давно искал. – Матео повернулся ко мне и с неподдельным любопытством спросил: – Могу я поинтересоваться, каким образом картина попала к вам?
Джереми давно был готов к этому вопросу.
– По наследству, – сказал он, – у нее есть документы, доказывающие то, что картина была приобретена у итальянской семьи, которая многие поколения владела этим произведением.